Анатолий Чмыхало - Три весны

В комнате стало сумрачно, и Влада зажгла электричество. Стены сразу словно отодвинулись, и ожила, стала по-праздничному яркой комната. Алеша разглядывал малиновые портьеры, пестрые ковры и другое убранство.

— Хотите конфет? — спросила Влада и, не дожидаясь ответа, прошла в соседнюю комнату.

Вернулась Влада с голубой вазой в руках. Она поставила вазу на стол и первой взяла себе конфету. Костя тоже взял. А на Алешу Влада топнула каблучком и смешно наморщила маленький нос.

— Я рассержусь, — сказала она.

— В таком случае… — и Алеша потянулся за конфетой.

Они смотрели, как на улице хозяйничал дождь. Пузырились серые лужи. Временами вспыхивали молнии.

— А я, мальчики, еду учиться в Москву. В университет. Так решили мы с папой, — сказала Влада.

— Но ведь сейчас война, так ведь. Думаешь, скоро кончится? — спросил Костя.

— Но ведь мне надо учиться. Я все равно еду! Скажите, мальчики, вы можете представить меня героиней? Скажем, той же Жанной д’Арк? Конечно, нет. Я вижу по вашим глазам.

— Ты права, — серьезно ответил Алеша, которому уже надоело у Влады.

Влада прищурилась, и лицо ее стало важным и холодным:

— Это почему же?

— А потому, что война — не для женщин.

— Но Жанна д’Арк? Крестьянка Василиса?

— Тогда были не такие войны. Техника была не та и люди не те, — сказал Алеша, понимая, что задирает и злит Владу.

— Ты колючий, как ежик. И неучтивый, как поросенок, — беззлобно заметила она и пригласила ребят в кабинет отца слушать патефон.

— Нам некогда, Влада, — развел руками Алеша. — Мы должны идти в военкомат.

— Вы хотите на фронт?

— Да, — решительно ответил Костя.

Они ушли от Влады в дождь. Пьяно пахло мокрыми листьями. Ребята сели в трамвай. У них не было денег на билеты, но кондуктор, видно, догадалась об этом и пожалела их.

— Ты куда меня привел? — вздрагивая от холода, говорил Алеша. — Чего я там не видел? Взбалмошная она, мещаночка — вот кто твоя Влада! То Татьяной Лариной, то Анной Карениной, а сегодня ей Жанной д’Арк быть захотелось! На словах-то все они героини!

— Но ведь она может подражать кому-то, — сердился Костя. — И почему ты от нее требуешь какого-то подвига? Не идти же ей с нами на фронт!

— А почему бы и нет? Сестрой милосердия, например. Точно. Или уж пусть помалкивает. Слушай, Костя, и нет в ней ничего выдающегося. Подумаешь — Прекрасная дама! Эта бы не пошла в Сибирь за мужем, как Волконская.

— Ты не знаешь Владу. Человек она сильный, волевой.

— Ладно, хватит об этом, — сказал Алеша. — А нам и в самом деле надо в военкомат. А то жди, когда призовут. Так и война кончится и не повоюем.

Их нетерпение можно было понять. Такие, как они, ребята, ну, может, чуточку постарше, в это время храбро дрались с врагом на всех фронтах от Белого моря до Черного.

С того дня, как Алеша познакомился с Марой, он стал ходить в город и обратно уже не по железнодорожному полотну, а через Шанхай. Он ходил этим путем, надеясь встретить Мару. Нужно было подняться на взгорье и сделать круг у широкого, с краев обросшего бурьяном оврага. Внизу стоял саманный домик Мары, белый, с высокими окнами.

Но выходило как-то уж так, что они не встречались. Алеша не знал, в какую смену она работает, к которому часу ей на конфетную фабрику. А зайти стеснялся. Лучше, чтоб первый раз она сама привела его к себе. Однако терпение истощалось. И, наконец, он твердо решил побывать у Мары.

Алеша вышел из дому с таким расчетом, чтобы попасть к ней часам к шести. Он считал, что в этому времени она придет с работы. Но когда Алеша уже был почти у цели, его взяло сомнение. Он снова прикинул, и у него получилось, что нужно подождать хотя бы с полчаса.

Алеша прошелся по горе немного назад и спустился к арыку в том месте, где припали к воде два кряжистых тутовых дерева. Они словно хотели выпить арык, но не могли. И арык весело смеялся над ними, убегая вдаль и серебром поблескивая на солнце.

Выбрав место посуше, Алеша сел и огляделся. По кромкам арыка, отмечая его извилистый путь, цвели белые и розовые мальвы. Над ними гудели пчелы, шмели и порхали разноцветные бабочки. А за арыком начинались огороды и тянулись укрытые листвой мазанки.

Здесь было хорошо. С радостью вдыхая густые запахи трав, Алеша думал о предстоящей встрече с Марой. Он столько думал о ней все это время! Казалось, знал каждое слово, которое скажет Мара, знал каждый жест, который она сделает. Наверное, она уже не ходит в театр с опером, ведь сказала же Алеше, что не любит опера. А он, должно быть, старый и некрасивый, но как-то сумел познакомиться с такой девушкой. Что ж, может, поначалу и нравился. Бывает так.

А как посмотрела Вера, когда Алеша прошел с Марой по театральному фойе! Да и не только Вера. Та же Влада косила глаза на них, словно оценивая, чего стоит знакомая Алеши.

Как бы трудно ему ни пришлось, он поступит в театральный институт. Да и когда-нибудь заткнет за пояс Вершинского. Алеше будут вот так же, как сейчас ему, подносить букеты цветов. В Алешу будут влюбляться. А он останется верен Маре, только ей.

Но на западе грохотала война. Алеша скоро должен был разлучиться с Марой. Конечно, он станет ей часто писать, а потом они встретятся. Ведь любовь у него на всю жизнь.

Мара не Влада. Эта может быть и настоящей героиней. Недаром же она — дочь командира. Мару никто не баловал. Она сама уже зарабатывает себе кусок хлеба.

А отец у Кости хочет спрятаться от войны. Смешно даже. Кому нужна его жизнь?

У Алеши не было часов, но по тому, как солнце стало падать, как стали вытягиваться тени, он понял, что время идти. По тропке поднялся на дорогу и теперь уже заторопился к дому Мары.

Он постучал в дверь негромко, одним пальцем. И даже когда никто не отозвался, Алеша повторил этот осторожный стук. Он как будто боялся, что вспугнет кого-то, кто скажет ему о Маре. Конечно, Мары нет дома, она бы услышала и впустила его.

Алеша постоял в сенях с минуту, снова трижды пальцем ударил в дверь и собирался уже уйти. Но дверь неожиданно открылась, и он увидел маленькую женщину с дряблым и пухлым лицом.

— Мне… — заикнулся было опешивший Алеша.

— Чего тебе? Заходи, — сонно просипела она.

Он нерешительно вошел в избу.

— Садись, где стоишь, — облизывая увядшие губы, сказала женщина. — Она сейчас придет.

Алеша сел на табурет, а женщина прошлепала босыми ногами в передний угол и устало опустилась на кровать. Громко зевнула, посмотрела в окно.

Алеша понял, что это Марина мать. Он смотрел на нее, пытаясь найти в ее облике хоть что-то от Мары, и не находил ничего.

— Я любила Борю. Кажется, это было давно… Подождите, еще посмотрим, что будет с вами. Война только началась, и вы еще поплачите. А слезы, они горькие, — выговаривала кому-то она. — Слезы едучие. Души выедают, как кислота. И становится пусто. Совсем пусто.