Радий Погодин - Я догоню вас на небесах (сборник)

По прошествии некоторого времени душа Лидии Павловны сделалась похожей на океан и одновременно на луну, утопающую в каждой волне. Характер ее испортился. Если раньше на предложение своего шефа Прохорова: «Лида, пойдем к тебе кофейку попьем» — она соглашалась, то сейчас, выслушав его с похвальным вниманием, сказала:

— А ваша жена Люся? Она же вас любит.

Шеф переступил с ноги на ногу. Башмаки у него были нечищеные, пиджак засаленный. На его шее сидела жена с диабетом, две дочки-студентки и собака ньюфаундленд.

— Втюрилась, — сказал шеф. — Поздравляю. Смотри, Лидия, увижу, что ты на работе спишь, я тебе… — Кару шеф ей не нашел, лишь обозвал «мечтой идиота» и тяжко вздохнул.

Не объяснять же ему, дураку, что вся она теперь как цветок распустившийся, что нужен ей не любовник, но шмель.

Теперь она шла по Невскому в пальто нараспашку, улыбчивая и доступная, как яблоня. Мужики дергались к ней, выгнув спины, но тут же отступали, шипя: «Извинис-ссс…» Если раньше она казалась им арктически сонной, то теперь, безусловно, беременной. А беременных женщин, даже очень молоденьких, мужики стесняются. И только грузины или те, кого на Невском так называют, все же пытались, крутя задами, позвать ее в ресторан покушать. Она отвечала им прямодушно: «Спасибо, кавказский брат, я уже кушала».

У Серебряных рядов волосатые рисовальщики выпускали на гостинодворскую плешку монмартрских зайчиков. У Казанского собора клево вываренные, истошно истоптанные певцы и певицы вскрывали консервы застоя. Медоносами среди бумажных цветов выглядели рядом с ними милиционеры.

Лидия Павловна пересекла Дворцовую площадь, заполненную блуждающими любителями мороженого, проплыла над Невой. Она знала, что шмель уже близко, что он не может с ней разминуться — она стала бескрайней, она овладела пространством.

В скверах, в садах все цвело. Цвело на балконах и подоконниках. Цвело над головой в небе. Не какие-нибудь граммофончики. Но валторны и флейты.

Шмель налетел на нее в Петропавловской крепости. Ткнулся ей носом в висок — она смотрела на ангела в вышине. Ангел то ли нес крест, то ли был на кресте повешен. Вокруг что-то искали, что-то спрашивали туристы. Что-то цыплячье.

— Простите, — сказал шмель. — Я задумался. Вам не больно от моего носа?

— Ничуть, — сказала она. — Какой все же красивый ангел. Правда, что он вращается вокруг оси?

Шмель давил и мял свой ушибленный нос.

— Вращается? Что вы этим хотите сказать?

— Говорю, хотелось бы встретить ангела. Но мне не везет — попадаются атеисты или страдающие желудком.

— Я здоров, — сказал он. — Делаю по утрам зарядку.

Лидия Павловна поняла: вот он — отец ее будущего ребенка. Правда, он мог бы оказаться повыше ростом, посветлее волосами, пошире в плечах. Лицо его могло бы иметь выражение не столь самонадеянное.

Он сказал:

— Я был во власти образов. Небо — голубая корова. Утро — вымя, полное розового молока. В таком свете я представлял себе Русь изначальную. В дальнейшем, с развитием товарно-денежных отношений, пошел бардак.

— Очень интересно, — кивнула Лидия Павловна, вспыхнув лицом. — В эту мысль нужно вникнуть поглубже. Идемте ко мне, у меня есть кофе. И кое-что на ужин.

Его звали Леонтий.

Они пили кофе. И выпили по рюмке коньяку. Отец ее будущего ребенка проглотил коньяк равнодушно. «Не алкоголик», — отметила Лидия Павловна. Придвинула ему сигареты. Он не курил.

«Светланочка — если девочка. Владимирчик — если мальчик». Лидия Павловна представила девочку с нежными ямочками и мальчика в майке, которую не отстирать.

Приемник «ВЭФ-1101» пел им иностранные песни. Белая ночь одарила их своим светом. Вращающийся ангел на Петропавловской крепости, преисполненный сочувствия и понимания, повернулся к ним усталой крылатой спиной.

Выяснилось, что через Петропавловскую крепость Леонтий ходит с работы от Института высокомолекулярных соединений к Дому политкаторжан. Что он инженер, но по вечерам пишет стихи на сюжеты отдаленной истории человечества.

Через неделю Леонтий перевез к Лидии Павловне пишущую машинку, связку книг, в основном зарубежные верлибры, и собственные изыскания в зеленой папке с тесемками, как на солдатских кальсонах. Когда Лидия Павловна была подростком и, бывало, болела простудой, мать заставляла ее надевать такие кальсоны и толстую зимнюю тельняшку — отец, всецело преданный пехоте, тельняшки уважал.

Леонтий разложил книги, чтобы они были под рукой. Поставил машинку на журнальный столик. Столик был низковат — Леонтий под каждую ножку подсунул поллитровую банку, набив ее до половины бумагой.

Торопливые действия Леонтия Лидия Павловна понимала, конечно, как приготовление к главному. Она понимала также, что это главное должно вот-вот наступить. Ей стало трудно дышать. Она расстегнула блузку.

Леонтий подошел к ней, обнял ее крепко.

— Сейчас я занимаюсь славянами, — в его голосе было волнение и хрипотца. — Славянами, понимаешь? Великое, понимаешь, дело. — Его руки, как две узкие рыбины, пустились нырять вокруг Лидии Павловны. Они старались пожрать ее, а заодно и друг друга. — В первых письменных упоминаниях славяне называются склавенами. «Склавены» — откуда такое слово? — Руки его дернулись к ее бедрам. Но он удержал их. — Чтобы нам не погрязнуть в суффиксах, приставках и непроизносимых согласных, стремительно идем дальше. — Тут его руки все же нырнули в глубоководье.

Лидия Павловна отступила. Застегнула блузку.

— Может быть, ты сначала поешь?

— Не отказался бы.

Лидия Павловна пошла разогревать бульон и голубцы. Леонтий пошел за ней на кухню. Руки он сунул в карманы брюк. Он говорил:

— Обрати внимание на слово «вено». У некоторых древних народов Восточного Средиземноморья, позже у склавен, позже у русских «вено» означало выкуп за невесту. Его давали в основном скотиной. Я думаю, это был не просто тривиальный выкуп, а как бы соединение имущества — союз. От «вено» образованы слова: венец, венок, веник, вензель. Главное в этих словах — связность, единство. Скажем, рубят избу — кладут венец на венец, но бревна, заметь, не сколачивают, не замыкают, не закалывают — их вяжут. И первый ребенок в семье называется — первенец. Пер (вый) венец. Секешь, какой высокий смысл?

Лидия Павловна представила девочку Светланочку с пальчиками как пастила. Именно ей она почему-то определяла роль первенца. Но Первенец — это мальчик! Мальчик с нарисованным на футболке нахальным зайцем в ее воображении сделал шаг вперед. «Козявка, — сказал он сестре. — Я за тебя заступаться буду…» Лидия Павловна незаметно вытерла слезу, уже успевшую напитаться французским запахом.

— Но идем дальше, — сказал Леонтий. — Вернее, в данном случае — глубже. Венец! — Руки Леонтия выскочили из карманов, метнулись к ее бедрам.