Михаил Златогоров - Вышли в жизнь романтики

— Понимаю, — поспешно ответил Игорь, кривя душой, потому что присутствие на молодежной стройке семейных рабочих считал обузой.

— Но если морозы ударят… так сказать, досрочно? Тут случается.

— Ну и что ж! Пускай хоть сорок пять градусов ниже нуля!

— Тут таких морозов не бывает, — заметил Одинцов. — И при двадцати все равно палатка не жилье. Один дом, впрочем, проблемы не решает. — Он призадумался. — На детясли весь дом не понадобится. Несколько комнат можно отдать для школы рабочей молодежи. Еще ваш предшественник Громов добивался. Желающих заниматься много. Тесновато, конечно, не по правилам, но другого выхода нет…

— Другого выхода нет! — с пафосом подтвердил Игорь.

— Обид не будет? — Одинцов закурил и сквозь выпущенную струйку дыма, прищурившись, внимательно посмотрел на Игоря.

— Уверен, Алексей Михайлович!

— Уверенность — дело хорошее, но все-таки обсудите это у себя с комсомольцами. Сегодня звонили относительно вас из райкома. Прохор Семенович и я кандидатуру вашу поддержали. Думаю, что и комитет комсомола согласится с нашим предложением.

Игорь расцвел. Вот так сюрприз!

— Спасибо, Алексей Михайлович!

Разговор явно шел к концу, и Игорь с облегчением отбросил мысль жаловаться на парторга.

Тюфяков сдержал свое обещание — утеплил палатку. Старательно законопатил все щели, обшил досками дверь. Золотые у него руки. Умеет и обои клеить, и малярить, и электропроводку починить. «Мне спасибо говорите, для меня он старался», — подчеркивала Руфа.

Это было сделано вовремя, потому что после двух жарких недель опять натянуло хмарь, похолодало. Палатки по утрам седели от инея. В чайниках за ночь застывала вода.

Девушки так усердно топили печку, что железная труба раскалялась докрасна. Однажды поздно вечером от искр загорелся брезентовый верх. Хорошо, что мимо проходил Женя Зюзин из комсомольского патруля. Он схватил ведро воды и потушил пожар. Вся Асина бригада с жаром благодарила Женю, а он смущенно басил: «Да что вы, девчата, да что тут особенного…» Рубашку он все же порвал, когда лазил с ведром. Девушки починили ее, заодно отгладили Жене брюки, угостили чаем с вареньем (хозяйственная Ядя сварила из морошки).

«Дорогие мои, — писала Юля домой, в Ленинград, — вы не беспокойтесь, мы живем отлично, в палатке тепло, уютно, на столе в бидоне цветы. Жалею, что плохо изучала ботанику, не знаю названий растений тундры. Говорят, на Севере цветы без запаха. Это неправда. Бывает, пахнут так сильно, что утром болит голова. Нам обещана комната в сборно-щитовом доме. Когда получим, повесим на окна тюль. Мы уже купили отрез тюля в магазине, а то потом может и не быть.

На работу ходим в лыжных костюмах — очень удобно. Плохо было с обувью. Я вам уже писала про нашего бригадира Асю Егорову — замечательная, волевая девушка, мы все ее уважаем. Ася добилась, чтобы все новоселы получили резиновые сапоги и валенки на зиму.

Сегодня суббота. Прибрались основательно, выгладили все, что выстирали. У нас, девушек, стирать не так уж много, а в конце видишь, что стиранного порядочно. Откуда? А вот откуда. Мы стираем около палатки, на воле. И вот ребята, проходя мимо, не упустят случая подбросить майку или рубашку. Мы, конечно, с великодушной миной разрешаем…

Сейчас я жду, пока все уйдут, чтобы вымыть голову. Сегодня в клубе кино «Педагогическая поэма», но я, наверно, не пойду.

Мама, у меня большущая к тебе просьба. Со мной живет в палатке одна девочка, по имени Нелли. Очень хорошая. Дома у нее тяжело. Живут на Петроградской стороне (адрес точный пришлю в следующем письме). Нелли гордая, никому не жалуется, но мне рассказывала Майка, это лучшая Неллина подруга: отец у Нелли погиб на войне. Мать после блокады болела и теперь парализована. Старший брат женился и не помогает семье. С больной мамой осталась только младшая сестренка, но она еще школьница, ничего не зарабатывает, живут на пенсию. Нелли как получит зарплату, отложит себе 250 рублей на питание, а остальное отсылает домой. У нее ничего нет, кроме лыжного костюма и одного ситцевого платьица. Я прошу тебя, мама, навестить эту семью. Отдай Неллиной сестричке мои летние платья и синий джемпер и вообще, чем можно, помоги им.

Славик, медвежонка пока не поймали, а живого лисенка — да! Я видела в палатке у ребят. Такой смешной, рыженький, мордочка острая, кладет ее на передние лапы и смотрит, как умный песик. Мы поедем в гости к морякам на побережье. Там раздобуду для тебя морских ежей и звездочек.

У нас все записываются на курсы по производственным специальностям. Многие готовятся на маляров. Но мне что-то эта работа не по душе: кисточки, ведерки — слишком кустарно. Или я рассуждаю неправильно? Папа, как ты считаешь? Смонтировали у нас первый башенный кран. Залезла я на этот кран. Вид оттуда прекрасный. Все как на ладони: и озера, и лента шоссе со всеми ее петлями, извивами, и сопки с пятнами снега. Самую большую мы назвали «Ленинградская». Управлять краном не так уж сложно. Он такой рукастый, безотказный! Я бы пошла учиться на крановщицу, но крановщиц новых пока не требуется. Куда еще? На стройбазе есть арматурный двор, там гнут проволоку для бетонных блоков. Может, в арматурщицы пойти? Все время думаю об этом и ничего не могу решить…»

Об Игоре и о том тревожном, непонятном, что начинало омрачать их дружбу, Юля не написала.

Ася Егорова загорелась идеей — всей бригадой учиться на штукатуров. Есть женщина — мастер, молодой инженер, приехала из Челябинска, с Урала. — берется всех научить этой специальности за два-три месяца, если только будут стараться.

— Самая грязная работа! Тоже выбрала! — пожала плечами Руфа.

Нелли рассказала про знакомую девочку: та пошла в ученицы к штукатурам — и всегда глаза у нее словно заплаканные. «Лопатка, — говорит, — не слушается, я раствор на потолок кидаю, а он мне обратно на голову летит».

— Будет на колуне сидеть, — мрачно добавила Майка. — Я этих штукатуров видела. Маются: то цемента нет, то алебастра. Нам, говорят, хоть такой наряд выписывай: мешками дым носить из домов…

Но Асю все эти доводы не охладили.

— Домой напишем, чтобы не ремонтировали без нас квартиры, разве плохо?

— А получать что будем? — усомнилась и Ядя.

— Прохор Семенович сказал — скоро для штукатуров большой фронт работы откроется. Каменная кладка пошла… В нашей «Смене» ленинградской правильные слова писали: «Грязная работа та, где совесть нечиста».

В конце концов Ася убедила всех, кроме Руфы. Та неожиданно заявила, что ее «вообще эта проблема не волнует». Скоро в бригаде узнали, что главный инженер берет Руфу в контору секретарем-машинисткой.