Геннадий Семенихин - Летчики

— Я все время пытаюсь это сделать, — развел руками Григорий, — только ничего пока не выходит.

Земцов встал из-за стола и молча начал одеваться.

Давно уже погасли огни в домах, ни одного пешехода на улице Энска. Только в жарко натопленном маленьком кабинете подполковника Земцова горит лампа. В двух соседних комнатах спит семья. Командир полка сидит за письменным столом. Бойко бежит перо по разлинованному листу бумаги, губы Земцова повторяют каждое написанное слово, круглая голова то и дело кивает, будто одобряя каждую строчку.

«Уважаемый товарищ генерал! — пишет Земцов. — Лет пятнадцать назад мы служили с Вами в одной эскадрилье. Вы были командиром звена, я — рядовым летчиком. С тех пор воды утекло много. Сейчас я командир части. Вы мой старший, хотя и не непосредственный начальник.

Товарищ генерал, у Вас есть молодая дочь, судьбой которой Вы, бесспорно, очень дорожите и за которую отвечаете, как отец. У меня есть командир звена старший лейтенант Цыганков, отличный летчик, судьбой которого я тоже дорожу и за которого отвечаю, как командир части. Летчик Цыганков и Ваша дочь Валерия — супруги. Следовательно, нам обоим в одинаковой степени дороги их судьбы. Я убедился, что с некоторых пор в этой маленькой молодой семье появились серьезные разногласия. Первой моей мыслью было пригласить Валерию и откровенно поговорить с ней как старшему товарищу и начальнику ее мужа. Но я задумался: правильно ли поступлю, достаточно ли тактично. И я ответил — нет! Валерия молодая, самолюбивая женщина, и мое вмешательство вместо благожелательного исхода может лишь обострить их и без того натянутые отношения…»

Подполковник задумался, стряхнул с пера чернильную каплю и снова склонился над листом.

«Может быть, Вы рассердитесь на мое письмо, но, сообщая Вам обо всем этом, я повинуюсь голосу совести. Буду очень рад, если Вы сделаете попытку повлиять на дочь. Ваше родительское слово смогло бы принести огромную помощь и Валерии и моему подчиненному, офицеру Цыганкову».

Земцов решительно поставил точку, расписался и погасил лампу.

Письмо было отослано на другой же день. А ровно через пять суток прямо в штаб Земцову доставили телеграмму из Москвы. Разорвав бланк, командир прочел:

«Письмо получил. Очень благодарен. Привет. Свирский».

Вечером Сергея Мочалова вызвал подполковник Оботов. Кабинет замполита помещался рядом с кабинетом командира полка. Маленькая, почти квадратная комната с окном на заснеженный аэродром, широкий письменный стол, заваленный газетами, журналами, письмами, книжный шкаф да плюшевый диван.

Когда Мочалов пришел, Оботов сидел и писал.

— Прошу прощения, — сказал он, протягивая майору руку, — займитесь свежими газетами, пока я закончу. Осталось немножко.

Мочалов сел, взял «Красную звезду», но только бегло взглянул на первую страницу, а читать не стал. «Интересно, зачем я понадобился? Вызвал, а сам сочинение какое-то строчит», — думал майор, разглядывая Оботова. Лицо у подполковника худое, доброе, и, если бы не следы ожогов, оно было бы даже красивым — таким его делали правильные линии рта, подбородка, очертания большого с поперечной складкой лба. Но бурый шрам от ожога прошел через всю щеку, от подбородка к виску.

Оботова любили в полку. Он умел разговаривать с людьми, подолгу просиживал с собеседником. Сам говорил мало, больше слушал, но человек, уходя, надолго запоминал его слова. Часто Оботов появлялся среди летчиков, техников, мотористов в тот момент, когда у них возникало что-нибудь важное, в чем следовало хорошо разобраться. Он скромно присаживался рядом, слушал, а потом вступал в беседу, отвечая на неясное, недоуменное. Все знали, что замполит — опытный, заслуженный истребитель и только тяжелая вынужденная посадка после воздушного боя, при которой он получил сотрясение мозга и ожоги, заставила его отказаться от летной работы. Было известно, что уход от полетов подполковник переживает болезненно, но никто не слышал от него жалоб по этому поводу.

— Извините, майор, — сказал Оботов, откладывая в сторону исписанный лист. — Просил обождать минутку, а затянул на десять. Увлекся, люблю переписку. Здесь у нас в части служил старшина Мамошин, как раз был механиком на той «единице», что передана вам. В прошлом году демобилизовался и уехал на строительство Волго-Дона. Прислал весточку о своих делах, пишет, что стал на шагающем экскаваторе работать… А я целую неделю не мог собраться с ответом…

Он помолчал и начал снова:

— Вашими первыми шагами командир части и я довольны. Первый разбор полетов вы провели вдумчиво и вопрос интересный — об элементе времени — поставили. Похвально, что и в казарму часто заходите. Кстати, у вас в эскадрильи произошел этот случай с пробкой бензобака… у механика Железкина?

— Да, да! — подтвердил Мочалов.

— Вы правильно сделали, что лично побеседовали с сержантом. Так и нужно поступать, а то мы иной раз человека ругаем, а в душу ему как следует не заглянем, почему плохой — не знаем. Железкину подполковник Земцов дает отпуск, пусть уладит домашние дела. — Оботов улыбнулся. — Это я ваши плюсы перечислил. Но есть у вас один минус, и нужно его срочно устранить.

— Какой, товарищ подполковник? — насторожился Мочалов.

— До сих пор не включились в пропагандистскую работу. Офицер вы энергичный, из академии прибыли со свежими знаниями, но используете их еще мало. Следует выступить перед народом. Тут я для вас темку интересную подобрал. — Оботов придвинул план партийно-политической работы, положил на него ладонь. — Вот здесь написано: «Провести беседу о боевых традициях». Я решил поручить ее вам.

— Трудновато будет, — неуверенно проговорил Мочалов. — Я в Энске меньше месяца, даже истории части как следует не знаю.

— А это не самое главное, — возразил Оботов. — Боевые традиции — понятие широкое. Они всей Советской Армией созданы. Примеры же из истории части потребуются, разумеется.

— Вот это и будет трудным, — усомнился Мочалов.

— А я помогу, — поспешил Оботов. — Хотите, даже сейчас, не заглядывая ни в какие, как говорится, анналы истории, освежу вашу память? Недавно я просматривал личное дело Героя Советского Союза капитана Ефимкова и набрел на короткую запись о том, что в середине 1943 года он совершил посадку на занятой врагом территории и взял на борт своего истребителя летчика со сбитого штурмовика… По-моему, вас, товарищ майор!

Сергей оживился:

— Было дело, товарищ подполковник. Я тогда еще летал на одноместном «Иле», без воздушного стрелка.

— Вот и превосходно! — воскликнул Оботов. — Какие же еще нужны примеры, позвольте спросить? Лучшего эпизода, чтобы раскрыть высокие моральные качества нашего советского летчика, трудно и придумать. За вами беседа, не отвертитесь.