Александр Аборский - Год веселых речек

К счастью, буран стих. Да ветер замел все следы, где теперь искать верблюжонка? Таган выбрал направление по солнцу. Но он так устал, что еле мог двигаться. Подбадривал себя: «Иди, иди, не останавливайся!» Хватило сил дойти лишь до крайней цепи барханов, а там, изнуренный жаждой, упал на песчаном гребне, за которым уже начиналась глинистая равнина. И последнее, что сохранилось в сознании: будто стоит рядом верблюжонок и головой потряхивает; недоуздок из сыромятной кожи болтается у него на шее, Таган хочет схватить за конец и не может дотянуться… Это уже бред.

К вечеру Мерген и другие пастухи нашли Тагана с помощью собак, но он не слышал ни лая овчарок, ни того, как подняли и отнесли его в селение.

— А верблюжонок? Так и пропал? — живо спросила Ольга.

— Он оказался умнее мальчишки, — самокритично закончил рассказчик свою историю. — Он почуял приближение бури и, когда понесло его ветром, прибился к чужому табуну.

— Бедный, бедный верблюжонок! — сказала Ольга и пристально посмотрела на Тагана. Ей вдруг захотелось погладить его пышные волосы, но она не посмела. — Ой, кто-то идет. Должно быть, за вами, Таган.

Полем торопливо шла девушка, чем-то озабоченная. Когда она приблизилась к подножью холма, Таган привстал и весело крикнул:

— Айнабат, куда спешишь?

Девушка вздрогнула, увидев их на вершине холма.

— Какая все же красавица! — тихо сказала Ольга. — Я еще вчера залюбовалась ею.

Айнабат между тем взлетела на холм и, остановившись перед ними, засмущалась так, что Ольга невольно взяла девушку за руку и потянула к себе.

— Посидите с нами.

— Да некогда, — отказалась Айнабат и все-таки робко присела. — Мне еще переодеться надо…

— Подумаешь, какая занятая: дети плачут, тесто уходит! — поддразнил ее Таган. — Ну, как вы там воюете с поливами? Я обещал помочь, но, знаешь, и завтра, кажется, не выберусь в вашу бригаду.

— Скандалим из-за щитков, из-за трубок, — отвечала девушка. — С формой щитков ничего не ясно. Я иду сейчас к кузнецу.

— О, великолепно! — воскликнул Таган, чему-то радуясь. — И мы сегодня там, за каналом, целый день занимались такими вещами. Знаешь что, Айнабат: я вам завтра дам чертежи щитков, — предложил он.

— Есть! Ловлю на слове: завтра. Не обманешь?

Какая хватка у этой девчонки и как он ее мало знает.

— Ты ведь почти героиня, а уж таких-то грех обманывать нам, простым смертным, — неловко пошутил он.

— Ну тебя. Лучше вот скажи, а то сегодня мы с братом и с Чарыяром спорили: разве от джара новый канал не пойдет мимо фермы? — У этой Айнабат всяческие деловые вопросы на кончике языка, и так ловко научилась она вытягивать из человека что ей надо.

— Мимо фермы? Позволь, позволь… Сейчас уточним, — почти как школьник, заторопился Таган, посматривая вокруг — нет ли где прутика; затем сунул руку под халат, раскинутый на земле, и вытащил чуть блеснувший кинжал. Ольга вскинула брови.

— Откуда это? Да он фокусник! Минуту назад был несчастным пастушком — и сразу превратился в атамана разбойников.

— Не знаю, разбойник ли я, — заважничал Таган, — но если вас кто-нибудь обидит, мой кинжал к вашим услугам.

— Он же не твой, а дедушкин! — с забавной наивностью выпалила Айнабат.

— Ах, дитя! Уж и похвастаться не даст. Кто тебя за язык тянет! — прикрикнул на нее Таган и стал чертить кинжалом на земле и объяснять, куда пойдут от джара каналы. Ольга поймала себя на том, что слушает его со всем вниманием, на какое способна. А почему бы и нет, ведь орошение тесно связано с ее работой в экспедиции. Еще полгода назад, в Москве, думала она, бесконечно далекими и чуждыми казались ей все эти среднеазиатские арыки, и вообще не было ей дела ни до каких там Кумыш-Тепе. А жизнь изменила все. И с этой черноглазой колхозницей уже есть общие интересы. Как хорошо, что ее, Ольгу, вытащили сюда и она увидела мать, дедушку Сувхана и Айнабат. Ого, какими восторженными глазами Айнабат глядит на Тагана. Уж не влюблена ли? А может, и Таган?.. Ведь туркмены, говорят, женятся на молоденьких, а ей лет восемнадцать. Она о чем-то тревожится, трогает его за рукав.

— Постой-ка. Слышишь голос?.. Вас ищут. — И, не дождавшись их, Айнабат проворно сбежала с холма.

— Просто очаровательная! — сказала Ольга.

— Да, да, — как-то рассеянно согласился Таган. — Я задачки за нее решал… Как жаль, что вы уезжаете. Еще бы денек… — без всякой связи прибавил он.

— Не могу. Мне надо было сегодня вечером закончить подсчеты по экспедиции. Теперь уж хоть бы утром.

У ворот ждал грузовик. Вошли в дом. На подоконнике горела лампа; только что проснувшийся Каратаев читал газеты. Откуда-то из сумерек неслышно выступила Джемал-эдже и молча глядела на сына и гостью. С минуту длилось неловкое молчание.

— А давайте-ка чай пить, эй, народ! — стал шумно приглашать Каратаев. — Спешить тоже иногда вредно, — почему-то заключил он. — Чай, чай, нельзя обижать хозяев.

За столом Ольга непринужденно переговаривалась то с Каратаевым, то с Таганом. Джемал-эдже сидела поодаль к думала: «Сын на нее смотрит, как Мурад смотрел на меня. Уедут, и останемся мы со свекром и внуков не будем нянчить. А я-то надеялась: невестка при мне… Конечно, можно увязаться с ними, я ужилась бы с русской, отец с матерью у нее хорошие; но нельзя же свекра бросить, а в город он не поедет: делать ему нечего в городе. И дня без дела не проживет, заскучает, станет ворчать да ругаться и помрет, не доживет веку…» Она с неспокойной грустью наблюдала Тагана, Ольгу, потом немного успокоилась, подумав, что девушка не виновата, если пришлась по душе ее сыну. Пусть уж будет то, что бог пошлет.

Спустя четверть часа Ольга сидела в кабине грузовика. А мать стояла у ворот рядом с сыном и говорила гостям какие-то слова, не слышные за шумом мотора.

Она негромко говорила:

— Как тебе захочется, навести нас, дочка моя. Приезжай. Еще приезжай.

Машина дрогнула и скоро скрылась в темноте.

День ото дня прибавлялось у него забот. Родной оазис мог обернуться добровольной каторгой, не будь Ольги. Ее присутствие не облегчало положения, скорей наоборот, но — меняло окраску всего окружающего.

Рядом Туркменгидрострой расширял главное русло канала. Крепилась дамба, изготовлялась лотковая сеть в целинных совхозах. На старых же землях многое продолжали делать по старинке. Между тем львиная доля пашни оставалась за колхозами. Исконные пахотные земли по Мургабу, как и сто лет назад, подвергались засолению. За счет государства и неделимых фондов копались мелкие коллекторы, да слабо, слабо. Урожаи не повышались, а тонны хлопка планировали ежегодно. Сейчас требовалось выправить положение в самые сжатые сроки.

Новые монтажные управления все начинают на целине, у них инженеры — из Ашхабада, из Ташкента. Опять туда, за канал, ездил вчера Таган на Мередовом мотоцикле. Денек выдался напряженный, зато с подпором решили окончательно. Таган связал по телефону своего министра со здешним управляющим и получил всю необходимую технику для джара.