Иван Курчавов - Шипка

Пенка была очень жалостливой девушкой и потому не могла отказать. Как и Шелонин, читала; она торопливой скороговоркой, но отчетливо и звонко:

— Это он говорит, чтобы она не грустила, что его сердце — это ее сердце, что он любит ее, но пойдет в бой и что кровь его принадлежит Болгарии, — перевела Елена.

— Правильно говорит! — подхватил Шелонин.

— Таке може сказати тильки дуже гарный чоловик! — уточнил Половинка.

Повозка тихо катилась извилистой и пыльной дорогой. Высокие горы слева, как казалось Шелонину, подпирали синее небо, справа зиял мрачный и темный обрыв, откуда несло ледяной и влажной свежестью. Они обгоняли пеших и даже тяжело груженные повозки, запряженные лошадьми.

В глубоком и просторном ущелье Иван увидел небольшой город — в зелени садов и виноградников, с красной черепицей крыш, со Светлой лентой бурной речушки, — Какой красивый городок! Это и есть Габрово? — спросил Шелонин.

— Габрово! — оживилась Елена и подхлестнула ослика. — Наше милое Габрово, лучше которого нет в целом свете!

И кто это мог придумать о габровцах, что они очень жадные? Не было такого дня, чтобы жители города не привозили подарки: жареную баранину, соленую свинину, телятину, сыр, масло. А виноград, яблоки, сливы, арбузы — г этим и счета нет. И вину — красному и белому. Конечно, солдатам больше нравится ракия, она крепче, но и сладкие пить можно — тоже облегчают душу и поднимают настроение.

Елена и Пенка, наверное, перетаскали раненым всех кур, и своих и сосёдских. Норовят угостить всех, а больными заполнен весь длинный коридор гимназии. Хорош у габровцев и виноград. Прав Панас Половинка, назвавший его царской ягодой. Сегодня у Елены и Пенки опять по большой корзине винограда.

Девушки примостились в ногах солдат, на помятой и потертой соломе, сохранившей пятна крови. Они с сочувствием глядят на Ивана и его товарища и явно не верят их улыбкам: небось очень больно, но не показывают виду.

— А лекарь у вас был? — спрашивает Елена, посматривая на Ивана и Панаса.

— Был, — ответил Шелонин.

— Что он сказал? — допытывается Елена.

— Сто лет, говорит, вам жить, а коль захотите — можно и больше!

— Он хорошо шутит! — Девушка улыбается. — А рана? А голова? Как долго они будут лечить?

— Голова еще гудит, — сказал Шелонин, — уж больно у этого турка сапог тяжелый! А рана заживет, — Иван тоже улыбается, — На собаке да на солдате кожа заживает быстро!

— Вам бы только шутить, — махнула рукой Елена.

— Шутить любил Егор. Наверное, веселит ангелов на том свете, — тихо произнес Шелонин, вспомнив Неболюбова.

— Все вы шутники, — заметила Елена. — Видела я — везут с оторванной ногой, а он еще шутит по-нашему, по-габровски: расходы будут меньше — один сапог, одна штанина.

— И то правда! — подхватил Шелонин.

— Меня кололи не по-габровски, — роняет слова Половинка, — Мундир — у клочья. Доведись колоты габровцу, вин бы подумав: чи треба портить таку гарну одежку!

— Ох эти габровцы! — притворно вздыхает Елена.

Она одета скромно, но красиво: вышитая белая блузка, широкий домотканый сарафан, темный, в красную и синюю полоску передник, на голове что-то вроде небольшого платка. У Пенки тот же наряд, только другие полоски на переднике — зеленые и розовые. Они похожи друг на друга, как две родные сестры.

— Пенка, а вы знаете, что значит по-русски ваше имя? — спросил Шелонин.

Елена переводит вопрос. Пенка кивает головой. Кивает, следовательно, не знает.

— У нас в печку ставят молоко, — поясняет Шелонин, — оно там кипятится, и появляется сверху пенка. Вкусная — пальчики оближешь!

Елена и это переводит подруге. Та смущается и краснеет.

В конце коридора появились санитары с носилками., Шелонин приподнялся на локтях.

— Умер кто-то. Часто помирают, — проговорил он.

Еще полгода назад Иван смотрел на смерть как на что-то необычное и исключительное. А тут вое изменилось. Бывает, ложишься с другом и прикрываешься одной шинелью, а просыпаешься — он уже холодный, отдал богу душу: пули и ночью находят свои жертвы.

Пенка с ужасом смотрит, как санитары взваливают на носилки двух умерших, и закрывает глаза. Елена тоже отвернулась и смотрит на стенку, ждет, пока санитары пронесут свою тяжкую ношу.

— Ванюша, — вдруг вспоминает Елена то, о чем лна давно намерена спросить. — У вас плохо одеты солдаты, ой, как плохо! А на Шипке бывают такие холода — замерзнуть можно!

— Мы, Леночка, северяне, — вполне серьезно отвечает Шелонин. — Что для вас холодно, то для нас в самый раз!

— Нет, нет! — упрямо не соглашается Елена. — Там и для вас будет холодно!

— На то есть начальство, чтобы думать о солдате, — сказал Шелонин. — Наше дело что? Наше дело воевать да турку бить, вот наше дело!

Елена открыла одну из корзин, но там оказался не виноград, а что-то другое, в глубоких и темных горшочках. От корзинки потянуло приятным, щекочущим запахом.

— Яхния и чорба, — пояснила Елена. — Мы с Пенкой готовили. — Покачала головой, улыбнулась. — Может, плохо, может, не понравится еще!..

— Понравится! — заверил Шелонин. — Заранее благодарствуем.

И впрямь есть за что благодарить: яхния, похлебка из мяса, чеснока и картофеля, хотя и острая, обжигающая язык и нёбо, но до того вкусная, что Иван готов был попросить добавки, однако Елена успела предупредить, что чорба, кислый суп из курицы, нисколько не хуже похлебки, что у нее припасено еще и точено, слоеный пирог, который очень любят болгары. Он наверняка придется по вкусу и русским.

— Каждый день ел бы да похваливал, — искренне сказал Шелонин. — Спасибо вам большое.

— На здоровье, поправляйтесь скорее, — ответила Елена, довольная тем, что ее яства понравились Ивану и его товарищу.

— Пеночка, а как живет ваш дедушка Димитр? — спросил Шелонин. — В Тырнове-то вы побывали?

— Побывала, три дня там жила, — ответила Пенка, когда Елена перевела вопрос. — Извините, привет он передал, а я и забыла. У дедушки теперь мальчик живет, хороший такой, Наско.

— Тот самый Наско! — улыбнулась Елена. — Он пришел, когда вы и Егор в полк свой уходили. Теперь Наско у дедушки навсегда останется!

— Добрый он человек, дедушка Димитр! — с живостью проговорил Иван.

Он неловко повернулся и потревожил рану — заныла рука и грудь. От боли хотелось стиснуть зубы, но он вовремя спохватился: увидит Елена.

— Елена, — улыбнулся он девушке, — а почему все же про габровцев выдумывают, что они жадные? Почему?

— Не знаю, — быстро ответила Елена и лукаво поглядела на Шелонина. — Наверное, габровцы про себя сами выдумывают!