Иван Курчавов - Шипка

Ночью не спалось; полковник Пушкин задолго до рассвета решил еще раз проверить, все ли готово для отражения врага.

Он вышел на крыльцо. Воздух был сырой и холодный, многочисленные лужицы успели прикрыться тонким ледком. В соседнем доме наспех прокукарекал петух, ему ответит другой, а потом прокричало сразу несколько — испуганно и торопливо. Со стороны далекой деревни Ахмедли сначала послышались два орудийных выстрела, а вскоре там завязалась частая артиллерийская пальба.

«Началось», — подумал Пушкин и приказал горнисту играть тревогу. Он молча наблюдал, как бежали люди, седлали лошадей, проверяли амуницию и оружие и выходили к линии, намеченной для сбора. Про себя Александр Александрович отметил, что гусары — народ очень подвижный и им для сбора и полной боевой готовности требуются считанные минуты. Он улыбнулся и неторопливо пошел к подчиненным.

Случилось так, что гусарский полк оказался в стороне от главного сражения. Пушкин слышал пушечную пальбу, видел торопливо идущие пехотные батальоны и скачущих драгун. Ему было приказано оставаться на этих позициях и прикрывать фланг своих войск. Понапрасну в бой не ввязываться, а в случае нужды — дать отпор. С высотки было видно, как роты Севского нолка занимали передовую маренской позиции, как неподалеку от нее спешивались драгуны и развертывали свои орудия артиллеристы конной батареи, как на гребне высот против центра и левого фланга маренской позиции появились большие сомкнутые колонны пехоты и сотни черкесов. В те же минуты наши орудия дальнего боя открыли огонь, и дым от разрывов на какое-то мгновение скрыл позицию. Сильный порыв ветра разогнал этот дым. Пушкин с облегчением вздохнул: севцы не дрогнули и стояли на своих рубежах, зато турки успели понести потери. Пушкин видел в бинокль, как таяли вражеские колонны, как. встреченные дружным ружейным огнем и шрапнелью, они приостановили движение, а потом и попятились, отойдя на две или три сотни шагов. «Молодцы севцы!» — похвалил их Пушкин, радуясь хорошему началу и веря, что и здесь, как под Шипкой, Мечкой и Трастеником, Сулейман потерпит пораягение.

Но у Сулеймана было слишком много сил, чтобы остановиться на полпути. Он ввел в бой новые колонны. Пушкин наблюдал, как шли они со своими небольшими знаменами, нанося удар в лоб и одновременно пытаясь охватить правый фланг и ударить в тыл маренской позиции. Пехота уже дралась в своих ложементах, а спешенные драгуны вели огонь по черкесам, стремившимся зайти с тыла и отрезать севцев на их позициях. С пригорка было заметно, как стрелки, а за ними драгуны начали вынужденное отступление; отходили они медленно, огрызаясь огнем и бросаясь в контратаки, но все же отходили, и как видно, к городу Елена.

Пушкин вспомнил свой вчерашний разговор с болгарами. Нужно ли опасаться наступления турок? Конечно нет! Вряд ли турки способны на большое наступление. Это сказал болгарам он. Верил, что так и будет, да и не хотел убивать другим предположением братушек, сильно напуганных зверствами турок в Эски-Загре и других местах, вынужденно оставленных русскими.

Нет ничего досаднее, чем видеть поражение’ своих и сознавать свое бессилие. Полковник Пушкин успел уже послать двух связных, чтобы получить разрешение на атаку, но один из них возвратился, передав приказ ждать, а другой и вовсе не вернулся. Положение своих, особенно севцев, ухудшалось с каждой минутой. Пушкин видел брошенный в дело Орловский полк, еще недавно прославившийся в схватках с Сулейманом. Орловцы не подвели и на этот раз, они вызвали в рядах врага смятение. Но успех был скоротечным, турецкая пехота и черкесы уже обходили атакующих. Вскоре кольцо замкнулось, и неравный бой продолжался в условиях окружения. Бледные полосы легли на утомленное лицо полковника: и в Севском, и в1 Орловском полках у него были знакомые, а командир тринадцатого драгунского полковник Лермонтов был его другом. Каково им там, в этой кромешной неразберихе, когда с выгодных позиций наступает турок раз в пять-шесть больше!

Прискакал очередной гонец и сообщил, что в Орловском большие потери, убито и рапено много офицеров, а командир полка пропал без вести — надо полагать, что он растерзан турками: полковник возглавил атаку батальона, потерявшего в первые минуты своего командира, имел успех, и теперь враги наверняка мстят ему за эту дерзкую выходку. А полковник Лермонтов жив, гонец видел его четверть часа назад: со своими драгунами он занимал новые позиции.

Пушкин огляделся. Рубежи у него не для лихой конной атаки: узкие тропы, усеянные большими и малыми камнями, на них не только лошадь, осторожный человек и тот споткнется!

Пальба впереди не утихала, турки появлялись и справа и слева, временами все перемешивалось.

— Черкесы! — услышал Пушкин предупреждающий голос.

Черкесы, прорвавшиеся в тыл, неслись к позициям, которые занимал спешившийся гусарский полк, намереваясь отрезать пути отступления.

— По коням! — скомандовал Пушкин.

Эту команду ждали давно. Не прошло и трех минут, как гусары сидели в седлах, поглядывая на командира и желая услышать от него новую команду. Полковник выхватил из ножен шашку, пришпорил нетерпеливого коня и помчался в голову полка. Черкесы были рядом. Пушкин нервно оглушитель-

но скомандовал: «За мной!» — и ринулся на вражеских всадников. Черкесы, упоенные успехами этого дня, не ожидали такой дружной атаки. В воздухе засверкали сотни шашек, гулко загремел звонкий металл, заржали раненые и напуганные лошади. Командир полка стремительно носился на своем проворном, быстром коне, налетал на черкесов, рубил, колол, ударял плашмя — как было сподручнее. Черкесы не выдержали удара и понеслись с высоты в лощину; за ними гнались столько, сколько это было возможно, послав вдогонку пули и отборную ругань, которой был так богат язык гусаров.

Потом были другие стычки, иногда удачные, чаще неудачные; все время сказывался значительный перевес на стороне турок. Пушкину и его гусарам тоже пришлось оставить свои позиции. Позднее он узнал, что беда посетила в тот день все русские части еленинского участка. Восемь часов кряду полки стойко сражались с превосходящими силами противника и были обойдены турками. Надо было пробиваться, чтобы сохранить жизнь уцелевшим. Артиллеристы прикрывали отход пехоты, стрелки грудью защищали орудия. Но силы были неравные. Пехота отступила. Одиннадцать пушек попали в турецкие руки. В самую критическую минуту, когда казалось, что все возможности исчерпаны и защитникам Елены грозит окружение и последующее истребление, полковник Лермонтов повел в атаку своих драгун. Они помогли выйти остаткам еленинского отряда и занять новые позиции у деревни Яковцы.