Иван Курчавов - Шипка

— Ладно уж! — снисходительно махнул рукой Егор — Прощаем мы тебе, Панас. Без тебя и мы не были бы здесь: нас так потрепали турки, что ай-ай-ай!

— Нам теж лиха було, — утомленно проговорил Панас.

— Зато какую красоту отвоевали, матерь божья! — Неболюбов обвел рукой круг. — Туркам сюда не ходить нет! — Он заулыбался радостно и приветливо и стал хлопать Половинку по его опущенному плечу. — Как думаешь, Панас, а что бы сказал твой Шевченко, поднимись он на эту гору?

— Тарас-то? — удивился неожиданному вопросу Панас. — О, Тарас знайшов бы, шо сказати! — проговорил он восторженно. — Вин бы промовив виршами, найкращими в усеому сви-ти. — Приложив руки к груди, Панас стал читать медленно и задумчиво:

— И кайданы на болгарах порвем, — решительно проговорил Егор, — и волю их злой турецкой кровью окропим, все еще будет, все еще впереди!

Всякий военный поход может иметь удачи и неудачи, победы и поражения. Удачи, конечно, зависят не от счастливой звезды или фатального везения. Тут все решает и умная подготовка операции, и обеспеченность армии всем необходимым, и пали-чие резервов, и, что особенно важно, боевой дух тех, кто пойдет в атаку и одолеет противника в трудном сражении. Безусловно, огромную роль играет предводительство войсками. Хорошо, когда их возглавляет талантливый, а еще лучше — гениальный полководец.

Русская армия имела высокий боевой дух. Ее вели в бой смелые и мужественные офицеры. Поначалу кампании сопутствовала удача: и переправа через широкий быстрый Дунай, и освобождение от турок большого пространства на правом берегу, и стремительный налет на древнюю болгарскую столицу Тырново, принесший ощутимые потери туркам.

Поход на Балканы Передового отряда Гурко тоже был благополучным и обнадеживающим: очень важные высоты оказались в руках русских. Правда, атакующим помог и паниче-

ский бег с этих высот Халюсси-паши; но паша верно оценил обстановку и понял, что наступление русских будет продолжаться, а если так — ему не избежать окружения и позорной капитуляции.

Успех имел и Западный отряд, захвативший третьего июля старую турецкую крепость Никополь, пленивший семь тысяч турок при ста трех орудиях и шести знаменах.

Бои шли между рекой Янтрой и Кара-Ломом, русские войска продвигались по Дунаю к Черноводам и Кюстендже, а стычки, большие и малые, имели место во многих других пунктах. Что же касается Кавказской армии, то у нее все шло с переменным успехом и неудач здесь было больше, чем удач: то она заняла Баязет, Кагызман, Диадин, Кара-Килиссу, Алашкерт и Зайдекан, то оставила Сухум, сняла осаду Карса и покинула Баязет.

Люди, непричастные к военному иркусству и оценивающие бои только по слухам или газетам, были готовы прийти в отчаяние: Россия, объявив войну Турции двенадцатого апреля, в конце июня все еще находилась неподалеку от Дуная и очень далеко от Константинополя. Специалисты, искушенные знаниями военной истории, считали, что все идет нормально, хотя и могло быть лучше.

Павла Петровича Калитина прежде всего интересовало дело, ради которого он мог бросить все на свете и пуститься за тысячи верст, сменив тишину и покой на кромешный ад. Со своим новым положением и должностью он успел смириться, но не мог спокойно относиться к тому, что находится в обозе Передового отряда и всей наступающей русской армии. Он был согласен с тем, что болгары, составляющие его третью дружину, не имеют такого боевого опыта, как солдаты, прошедшие огонь и воду на Кавказе и в Средней Азии. Но он сознавал, что болгары уже подготовлены к делу: они могли метко стрелять и ходить в атаку, бегать, преодолевать рвы, завалы, переправляться через реки, окапываться, колоть штыком и глушить прикладом. Все это, конечно, постигнуто не в деле, а на уче, — ниях, которые подполковник Калитин проводил часто, может, слишком часто, иногда даже злоупотребляя своей властью, но помня немудреное суворовское правило, что, чем больше прольешь пота на учении, тем меньше потратишь крови в бою.

Калитин обрадовался, когда часть его людей попала в штурмующие колонны при взятии Шипкинских высот. И теперь четыре болгарские дружины и Киевский гусарский полк движутся прямо на Эски-Загру [22] Ныне Стара-Загора. , из которой получено спешное письмо: поторопитесь, братья, иначе болгары будут уничтожены.

Калитин ехал впереди своей дружины на резвом, отдохнувшем коне. То они передвигались по живописной долине у реки Тунджи, то спустились в ущелье и маршировали под звон горного ручья. Странно устроен военный человек: чем быстрее приближалось место, где мог завязаться бой, а возможно, и настоящее сражение, тем собраннее и бодрее становились люди. Только на время прекратились шутки да затихли песни.

Позади раздались выстрелы. Калитин остановил коня и при-слушался. Стреляли с каменного утеса, повисшего над ущельем, но отвечали и с ущелья. Он повернул лошадь и поехал на выстрелы. Когда он подъехал совсем близко к месту пальбы, то увидел плачущего Иванчо, его отца и группу ополченцев. Одни что-то говорили парню и старались его успокоить, другие весело хохотали и хлопали Иванчо по плечу. Стоило Калитину подъехать ближе, как голоса и смех мгновенно затихли.

— Что тут у вас случилось? — спокойно спросил Калитин.

Раздались оживленные, задорные возгласы:

— Иванчо не удари [23] Не удари — не попал (болг.) .

— Турци пожалел!

— Турци головы подставляли, а он во врабца [24] В р а б е ц — воробей (болг.) целился!

Иванчо поднял большие карие глаза, казавшиеся очень прозрачными оттого, что в них были крупные слезы.

— Неправда, ваше благородие! — обиженно воскликнул он, — Я правильно целился, ружье у меня лошо [25] Л о ш о — плохое (болг.)

— А где же ты турок увидел? — участливо спросил Калитин.

— Да вон там! — Иванчо показал рукой на утес. — Они там были! Ик никто не видел, а я видел. Стреляли они не по мне, а вот сюда, где мой татко стоит. Я прицелился и выстрелил, прицелился и выстрелил. И не одной пулей… Убежали турци! — закончил он совсем убитым голосом.

Калитин слез с лошади. Ему не хотелось огорчать парня, и он взял у него ружье, посмотрел, вскинул, прицелился. Понимал, что от ответа будет зависеть настроение подростка.

— Ты прав, Иванчо, — сказал он, передавая ружье парню. — Ружье у тебя подвело! Первое турецкое — твое. Так и знай!

— Благодарю, ваше благородие! — повеселел Иванчо.

Калитин прыгнул на коня и снова обогнал своих подчиненных. Он первым выбрался из ущелья и увидел город, достаточно большой для этих мест. Еще издали приметил он толпу людей, а когда подъехал ближе, понял, что это встречающие и что город уже знает о приближении своих избавителей.