Иван Курчавов - Шипка

Вряд ли турки могли предположить, что малочисленный противник не только удержит свои позиции, но и наберется дерзости перейти в решительную атаку. Болгары все шли и шли, и их не мог остановить частый и губительный огонь сотен вражеских ружей. Шагов за двести — триста грохнуло такое мощное и злое «ура», что турки попятились, а затем и обратились в бегство. Ополченцы, заняв выгодную позицию, не задержались и продолжили свое наступление. Оно было приостановилось, но болгарин — подпоручик Кисов, заметивший раненого турецкого горниста, вырвал у него рожок и прогудел атаку. Люди снова устремились вперед.

Еще, и еще раз Калитин убеждался в том, что дружина выполнит свой долг, каким бы трудным он ни оказался. При всей своей требовательности он не мог бы упрекнуть подчиненных: лучше, чем они, драться уже нельзя. Всех он знал в лицо и сейчас хвалил их, называя то по имени, то по фамилии, Увидел, как рядовой Станишев опрокинул штыком здоровенного турка. Рядовой Мннков предупредил удар турка и спас жизнь унтер-офицеру Фоме Тимофееву. Калитин обрадованно произнес: «Молодец, какой молодец!» Застенчивый Никола Корчев в рукопашной сразил рядового турка и какого-то офицера, и его приметил командир дружины, приказав ординарцу Христову напомнить ему после боя о смелой выходке ополченца. Да и не только его. Калитин велел записать имена всех, кого он похвалил и кто уже успел отличиться в деле.

После атаки Калитин с горечью узнал, что командир первой роты капитан Федоров убит, а командир третьей роты штабс-капитап Попов ранен в ногу. В ногу ранен и поручик Живарев. Поставив на их место других, младших по чину, и должности, Калитин приказал готовиться к отражению противника, который не смирится со своим отступлением и постарается ртола тить более сильным натиском. Командир испытывал удовлетворение оттого, что ополченцы не только устояли перед тур-ками, но и обратили их в бегство и что наконец наступление врага на соседнюю, пятую дружину приостановлено и она сможет привести себя в порядок.

Привели себя в порядок и турки. Их цепи, пополненные свежими силами, полезли снова вперед под глухое завывание мулл и истошные вопли «алла, алла». Павел Петрович безошибочно разгадал, что турки собираются обойти фланги его дружины, что особенно сильно они нажимают па правый фланг, понесший самые ощутимые потерн. Калитин послал туда своего адъютанта и приказал правому флангу податься немного назад, чтобы не быть отрезанным от основных сил. Христову он велел принять командование над взводом или ротой, если они окажутся без командира после нового натиска турок.

Красные фески походили теперь на разбушевавшиеся кровавые волны. На один миг Калитину почудилось, что эти кровавые волны скоро захлестнут все вокруг и потопят.

— Вынести знамя! — приказал командир.

Вскоре оно затрепетало на небольшом пригорке. Все тотчас увидели это полотнище. Славянские просветители Кирилл и Мефодий стояли, прижавшись Друг к другу, и словно просили защитить их и не дать в обиду. Ветер налетал легкими порывами и трепал знамя, которое шелестело призывно и жалобно. Вндменосец Аксентий Цймбалюк не обращал внимания на свистящие нули, он не отрывал глаз от поднятого на высоком древке шелкового полотнища. С этим знаменем он и пошел вперед, гордо вскинув рано поседевшую голову. Несколько пуль вонзились ему в живот. Прикусив до крови губу, Цимба-люк упал, нечаянно поломав при этом древко. Он с трудом приподнялся и снова устремился навстречу туркам. К нему подскочили дружинники и хотели сменить его, но он упрямо закрутил головой и сказал, что не выпустит знамя, пока живой и пока у него бьется сердце. Он еле-еле передвигал ослабевшие ноги, которые перестали его слушаться, шаг его становился мучительным и невыносимым. Это заметил Калитин и приказал передать знамя другому унтер-офицеру. Н.о, насмерть сраженный, пал и этот унтер-офицер.

Братья ополченцы, наша кровь спасет Болгарию! — воскликнул звонким, певучим голосом Стоян Станишев. Стремительным рывком он очутился у печально оброненного знамени, которое прикрыло последнего павшего знаменосца. Стоян схватил боевой стяг, но вознести над головой не успел: несколько пуль прошили его тело и он упал рядом с только что сраженными товарищами.

Турки наступали по всему фронту. Их ружейный и артиллерийский огонь усилился, находя все новые и новые жертвы. Огонь Со стороны болгар становился реже, падали ополченцы, выходили из строя ружья Шаспо. Болгары в отчаянии бросали эти ружья, бежали к убитым товарищам, “вырывали из их похо-

лодевших рук исправные винтовки и опять становились в строй, чтобы послать пулю-другую в противника, расстояние до которого становилось все меньше и меньше.

— Урунус, гяур-комитлар! — кричали остервеневшие турки, — Девлета и-падишаха! 1

— Да живее свободна България! — отвечали не менее обозленные болгары. — Да живее майка Руссия! Да изчезата гад-жалй! 2

Теперь болгарские и турецкие цепи стояли друг против друга и вели оглушающий ружейный огонь. Турки, как правило, не целились, понимая, что патронов у них с избытком, а болгары знали, что патронов у них мало, потому и старались; чтобы каждая пуля нашла свою жертву — целились они не спеша и хладнокровно. Была и еще одна существенная разница: дружина Калитина, образовав две плотные и сплошные цепи, вобрала в них все свои резервы, а позади турецких цепей стояли многочисленные таборы, готовые в любой момент, заполнить бреши и образовать новые цепи, густые и сильные.

Калитин нервничал. Не оттого, что пули все чаще и чаще проносились над его головой: к их свисту он привык. Его беспокоило другое: турки заняли куда более выгодные позиции и неплохо прикрылись кукурузой и виноградниками, а его роты стоят на виду и выстроились словно для показа. Надо или атаковать турок и поменяться с ними позициями, или немного податься назад. Он отыскал глазами маленького, юркого Иван-чо и послал за ним ополченца. Иванчо прибежал с ружьем Пибоди и доложил по-уставпому о своем прибытии. Его уже успела поцарапать турецкая пуля — на щеке парня запеклась темная кровь. Или это не его, а чужая? Он глядел на командира, но чаще на позиции, которые оставил по приказу. Калитин написал записку и распорядился отнести ее в Эски-Загру. Ничего срочного там не было.

— Отнеси коменданту города и ровно два часа жди моих приказаний! — строго проговорил Калитин.

Иванчо пытался доказать, что ему надо воевать с турками, но командир был неумолим: приказания старшего настоящий солдат выполняет без разговоров. Он посмотрел вслед уходящему Иванчо и подумал: «За эти часы должно произойти самое страшное, оно не для детей!»

Рожок пропел сигнал к отступлению — самый печальный, ранящий солдатскую душу сигнал.