Кирилл Усанин - Разбуди меня рано [Рассказы, повесть]

После обеда отдыхали, слушали радио, обсуждали новости разные: покончат ли с войной во Вьетнаме и верно ли, что Пережогины собираются менять квартиру… Потом Мария ушла в магазин — обещали к вечеру привезти копченую колбасу, — а Семен еще немного повалялся на диване, отправился в чулан, проверил, как сушатся шкурки, переставил некоторые развилки поудобнее, отремонтировал капкан. Время пролетело незаметно, уже вечер наступил, нужно пораньше лечь, завтра чуть свет подниматься.

Заснул Семен легко, он всегда легко засыпал и снов не видел, даже если был чем-нибудь раздражен, все равно ему ничего не снилось. Вставал тоже легко, стоило Марии окликнуть: «Пора, Сема», — как он уже был на ногах. Минут через десять он уже стоял у дверей, готовый отправиться в путь.

— Хотя бы не пришел, — вздохнула Мария.

— Ты о ком?

— Да все о нем. Как бы беды не вышло.

— Что ты, Мария, очнись! Пусть поморозится. — Семен улыбнулся, добавил: — Может, отстанет.

— Ты не больно его морозь, — попросила Мария и подтолкнула мужа: — Иди, наверное, ждет.

У порога Семен остановился, как бы размышляя, идти или не идти, и, взглянув на жену, взялся за ручку двери, потянул ее на себя.

— Ну, с богом, Сема, — сказала ему вслед Мария.

Это привычное пожелание жены всегда таило в себе что-то ласковое, теплое, его было приятно произнести вслух и улыбнуться. «Ну, с богом» — это значит с удачей, с хорошей дорогой, с хорошим настроением.

— Ну, с богом, — сказал старик и, подождав, когда за ним закроется дверь, вышел из подъезда.

Горюнов уже поджидал. Он встал на пути Семена, поздоровавшись, спросил:

— Можно идти?

— Пошли, — сказал Семен, не глядя на него, и, не дожидаясь, когда Горюнов возьмет приставленные к дверям подъезда лыжи, свернул налево.

На углу дома его настиг Горюнов.

— Опаздываем?

Семен не ответил, но спутник его, не обижаясь на молчание, снова заговорил:

— Сначала я думал — ты ушел. Подхожу, в окнах нет света. Ну все, пропали мои дела. Собрался уходить, а тут и свет зажегся. Веселее стало.

— Замерз?

— Нет. Я в подъезде грелся у батареи. Да и ты быстро оделся. Раз-два — и готово. — Он коротко засмеялся, заговорил еще оживленнее: — А я старуху свою удивил. Говорю: «Старая, в пять утра меня буди».

— Зачем? Я в семь велел.

— Чтоб подготовиться. Лыжи взять, одежду кой-какую.

— Это с вечера надо, — наставительно проговорил Семен.

— Поздно пришел, уже некогда было, — признался Горюнов и снова засмеялся. — В общем, напугал свою старуху.

Шли по пустынной улице, слабо освещенной редкими фонарями. В домах огни погашены, только в редких окнах горел свет. Под ногами скрипел снег. Этот скрип слышался отчетливо, казалось, что все вокруг заполнено этим хрустящим скрипом, — так тихо: ни постороннего шума, ни звука не доносилось. Было еще темно, редкие звезды помаргивали в густо-фиолетовом разливе неба. Стылый воздух пропитан крепким морозом, он захватывал дыхание, пощипывал щеки. Воротник полушубка усеяло инеем, точно так же, как деревья, росшие в палисадниках.

«Знатный морозец, — подумал Семен и впервые взглянул на Горюнова, окинул его с ног до головы прощупывающим взглядом, отметил, что одет его спутник бестолково: хотя одежды на нем много, но продувать будет крепко. Это сейчас он храбрится, а выйдут в степь, не до разговоров будет. К морозу прибавится ветер, а ветер при морозе — самое плохое, что можно придумать. — А то, смотри, весело сейчас, болтает без умолку, словно в чем-то оправдывается», — раздраженно думал Семен.

Он хотел перебить Горюнова, но тот сам замолчал — ненадолго. Когда выехали к стадиону, спросил:

— Нам долго идти, Семен Егорыч?

От такого вопроса Семена даже передернуло всего. «Не успел выйти, а уже спрашивает. Какой же из тебя ходок, лучше возвращайся-ка домой, пока не поздно». Но сказал как можно спокойнее:

— Вернуться хочешь?

— Что ты! — воскликнул Горюнов. — Я просто так, для точности.

Семен покачал головой, но ничего не ответил, только пошел быстрее. Он сначала думал пойти дорогой до конца стадиона, чтоб выйти на улицу и по ней уже дошагать до балки, но сейчас, после такого вопроса своего спутника, свернул с дороги, скинул с плеч лыжи.

— Прямо пойдем, огородами, — объяснил он подошедшему Горюнову. — Так быстрее и короче.

Он сунул валенки в крепление, поторопил соседа:

— Что у тебя там?

— Да вот развязать не могу.

— Дай-ка сюда.

Горюнов подчинился. Протянул Семену одну лыжу, потом вторую. Старику не доставило особого труда распутать узлы на креплении; возвращая лыжи хозяину, наставительно заметил:

— Раньше думать надо.

— Я понимаю, — согласился Горюнов. — Боялся опоздать, вот и вышло так.

— Ну ладно, поехали.

Семен легко заскользил по лыжне. Не оборачивался, думал, что Горюнов не отстает, а если начнет отставать — крикнет, но прошел полкилометра и оглянулся. Сзади никого не было. «Где же он? — встревожился Семен. — Уж не повернул ли обратно? Вот еще морока! Один давно бы уже был в степи. Надо же было мне согласиться». Из-за стога сена показалась фигура. Она двигалась медленно, старик не выдержал, поехал ей навстречу.

— Ты что, устал? — спросил, подъезжая.

— Сердце сдает. Пошаливает.

— Чего же сразу не сказал?

— Догнать хотел.

— Я привычный к этому, приноровился… Может, лучше вернуться? В следующий раз.

— Нет, я слово дал. Если, конечно…

— Ладно, иди вперед. Как можешь, иди. У балки отдохнем.

— Не опоздаем?

— Ничего, успеем.

Горюнов покорно подчинился. Семен почувствовал свое превосходство над этим человеком, от его воли и желания теперь зависело все, и это чувство доставляло удовольствие Семену. «Эх, бедняга!» — вздохнул он, как и вчера, когда смотрел на швейцара, уходя из ресторана.

Быстро светлело. Небо становилось синее, выше, гасли звезды. Побелел снег, очертания домов хорошо были видны, длинными облачками повисли над крышами клубы дыма. Забрехала собака, ей тотчас ответила другая, третья. Раза два или три подряд прогудел маневровый паровоз.

Лыжня привела к балке, — там в два ряда, отгороженные друг от друга, стояли высокие стога сена наполовину в снегу. Подъехали к крайнему. Устроились в углублении с подветренной стороны. Сено пахло летом и сохраняло его тепло. Семен терпеливо ждал, когда отогреется Горюнов. Да и самому вдруг не хотелось так быстро уходить отсюда. Заворочался, устраиваясь поудобнее. Горюнов открыл глаза, спросил:

— Едем дальше?

— Успеется.

— Ты давно бы уже был на месте, если бы не я.

— Ничего. Не беспокойся.

Еще немного помолчали. Горюнов спросил:

— А этих ондатр разве только зимой ловят?

— Не знаю. Я вот зимой. Наверно, все зимой — шкурка у нее сейчас самая ценная.