Юрий Колесников - Занавес приподнят

Эйхман терпеливо слушал, чувствуя, как с каждой минутой в нем нарастает тревога. Безотчетный страх сжимал сердце, хотелось зажмуриться, спрятать голову под подушку и не слышать этого ласкового голоса, от которого мороз пробегал по спине. Предчувствия не обманули: сначала Эйхману сунули под нос пожелтевший от времени листок газетки города Линца с фотографиями, на которых был запечатлен его отец, присутствовавший в качестве почетного гостя в главной синагоге города. Потом молчаливые помощники седовласого представителя ШАИ заставили его прочитать репортаж о церемонии присуждения австрийскими властями высокой награды главе местной еврейской общины небезызвестному деятелю сионистской организации Бенедикту Швагеру. «На торжестве с приветственным словом от муниципалитета и пресвитерианской церкви выступил Отто Эйхман», — прочитал Адольф. Да, это был его отец…

Эйхман понимал, что попал в западню, выхода из которой он пока не видел.

А тот же вкрадчивый, ласковый голос продолжал перечислять примечательные эпизоды из жизни чистокровного арийца Эйхмапа. Оказалось, что тот был замешан в весьма «деликатном» дельце, корни которого вели за океан. И не только… А именно в особую картотеку «еврейского агентства». Это было, правда, в то время, когда еще совсем молодым человеком Эйхман служил в австрийском представительстве американской фирмы «Вакуум ойл компани». Сюда его приняли на службу при непосредственном содействии того же Бенедикта Швагера — главы еврейской общины города Линца и духовного наставника местной сионистской организации. Это протежирование внешне выглядело как дань благодарности «электро-Эйхману» за оказанную ему, Швагеру, честь на недавних торжествах, но имело и скрытую от не посвященных в дела сионистской верхушки цель.

То были приятные для Эйхмана и вместе с тем огорчительные дни: по всей Австрии, и особенно в ее верхней части, как грибы после дождя, возникали национал-социалистские группки.

«Своих людей мы должны иметь и в стане врагов, — заметил тогда почтеннейший Бенедикт Швагер. — И чем больше их будет, тем легче нам будет вести борьбу и тем скорее достигнем цели…»

И молодой Адольф Эйхман оказался «своим человеком», который был внедрен в такого рода группку.

Много позднее, когда некоторые связи Адольфа Эйхмана, выходившие за рамки коммерческих сделок нефтяной компании «Вакуум ойл», бросили на него тень, немецкому консулу в Линце господину Дирк фон Лангену не без помощи того же Бенедикта Швагера пришлось за него заступиться. И конечно, главную роль в оправдании Эйхмана сыграло утверждение консула, что он, Эйхман, является примерным участником подпольного национал-социалистского движения! Только для всех осталось втайне, что тот же Адольф Эйхман по настоянию тех же доверенных лиц из окружения главы еврейской общины города Линца был одновременно и членом антимарксистской австро-германской организации.

И вот первого апреля тысяча девятьсот тридцать второго года Эйхман, будто бы по собственному желанию, а в действительности по указанию своих протеже из «Вакуум ойл компани», вступил в национал-социалистскую партию и в «Schutzstaffeln», секретно информируя своих подлинных хозяев о положении дел в «СС-штандарт 89», к которому он был причислен, о личном составе и настроениях эсэсовцев, об их вооружении и намечаемых ими акциях. И прежние хозяева высоко оценили эту услугу…

Рассказывая все это, представитель «шэрут ле Исраэль», конечно, умолчал о том, что Бенедикт Швагер, организовавший эту акцию, также был щедро вознагражден своими американскими коллегами из «Вакуум ойл компани»… Эта сторона связей главы еврейской общины города Линца должна была остаться «за занавесом»…

— Подобная ваша деятельность продолжалась, по существу, вплоть до первого августа тридцать третьего года, — проговорил хагановец, — а затем последовал приказ от гаулейтера Верхней Австрии партайгеноссе Боллека отбыть в военно-подготовительный лагерь Лешфельд… Не так ли? Теперь слово за вами, герр Эйхман… Вы, вероятно, понимаете, что от этого слова зависит ваша дальнейшая карьера, и, пожалуй, не только карьера!

Набившие руки на политическом шантаже люди из специальной оперативной службы «хаганы» расчетливо выкладывали обличающие немца сведения. Их было более чем достаточно…

В маленьком еврейском поселке маленький фюрер СС начинал понимать, что все эти «маленькие» биографические детали могут сыграть весьма большую роль в его карьере, если сведения о них дойдут до соответствующих органов рейха… Песенка его тогда будет спета… Не выручат и высокопарные слова о том, что он обладает «grosse Fachkenntnisse auf seine Sachgebiet» [55] «Значительными специальными познаниями в своей области» (нем.). , вписанные всего лишь два года назад в его личную картотеку, хранящуюся в несгораемом шкафу берлинского главного штаба СД.

Вдали от фатерланда эсэсовец Эйхман неожиданно ощутил страх, понял, что он в западне.

Наступившая пауза была мучительна. Адольф Эйхман обдумывал, как бы выбраться из ловко устроенной ловушки.

— Это так, господа… — вымолвил он наконец. — Все верно. Однако прежнего Адольфа Эйхмана нет. И это тоже верно… Перед вами — Эйхман-идеалист! А вы, как я понимаю, тоже идеалисты. И поверьте, мне это весьма приятно. У нас много общего. Это не ради констатации, а отрадный факт! Будь я евреем, вне всякого сомнения, я был бы самым ярым сионистом…

Ответ заслуживал внимания, потому что у эсэсовца Эйхмана уже были кое-какие заслуги перед сионизмом; пленил ночных собеседников и смиренный тон, каким это признание было высказано. Уловив возникшее к себе доверие, Эйхман ловко пустил в ход испытанные козыри: щегольнул несколькими словами на иврите, затем произнес две-три фразы на идиш, которые запомнились ему, когда он частенько бывал среди евреев, работавших в «Вакуум ойл компани». К подобному маневру Эйхман прибегал не впервые. Как-то года четыре назад для проверки боеготовности австрийских эсэсовцев «черного легиона» в Австрию тайно прибыл рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, и Адольф Эйхман, присягавший ему в верности, приятно удивил шефа, продемонстрировав перед ним «обширное» знание языка людей той самой национальности, которую нацизм объявил врагом «номер один».

С тех пор Адольф Эйхман круто пошел в гору. Но, очутившись в Палестине, где, к своему великому несчастью, он встретил людей, досконально знавших о нем чуть ли не все, что он старался скрыть, Эйхман ощутил реальную возможность скатиться с этой горы в глубокую пропасть.

Чтобы выиграть время для обдумывания очередного хода, он счел целесообразным намекнуть, что если вдруг с ним или его напарником случится несчастье за пределами третьего рейха, то это непременно повлечет за собой серьезные акции против евреев-заложников. Разве подобное обстоятельство не беспокоит их единоверцев?