Юрий Колесников - Занавес приподнят

— Прежде всего мы хотим спасти людей! — энергично парировал Майкл. — Что, по-вашему, лучше: подвергать риску миллион ни в чем не повинных людей или вывезти их в Америку?

— Да! Представьте себе, лучше! — завопил Штерн. — Из пятисот тысяч немецких евреев уже эмигрировало из Германии около четырехсот тысяч! А сколько прибыло сюда! Еле-еле набирается пятьдесят тысяч!.. Причем их мы вырвали с помощью вот этих самых нацистов, которых вы здесь поносите! Но это всего десять процентов… Капля в море! А куда, позвольте спросить вас, девались остальные? Ваша Америка их проглотила, чтоб вы горели с ней вместе!

— Вы не хотите вникнуть, Майкл, в существо всей трагедии, — примирительным голосом сказал его седовласый коллега. — Ведь европейский еврей второй раз на протяжении своей трудной жизни не решится пересечь океан, чтобы поселиться на землях своих праотцев, если даже предположить, что в Америке, куда вы его вывезете, ему будет тяжко. Мы с вами прекрасно знаем истинное положение в Америке: будет этот несчастный эмигрант скитаться и мыкаться из одного штата в другой, ремесленничать или торговать, браться то за одно дело, то за другое и изо дня в день проклинать вас и себя, но на новое путешествие уже не решится. Только бы его не трогали! А мы, сионисты, обязаны раз и навсегда восстановить наше государство, и мы не восстановим его до тех пор, пока в Палестине не будет создан численный перевес евреев над арабами!

— Меня удивляет, — с горечью ответил Майкл, — что все вы здесь, как я вижу, не понимаете, насколько необходимо срочно, безотлагательно спасать наших людей от нависшей над ними угрозы гибели, а уж потом думать о численном соотношении евреев и арабов и о создании государства!

— Вы изменяете идеалам нации, Майкл! — воскликнул Симон Соломонзон. — Это непростительно!..

— По-вашему, спасение людей от гибели — измена, а по-моему, это элементарная человечность, не говоря уж о том, что речь идет о людях нашей национальности!

— Вы не защитник еврейского народа, — кричал Штерн, — а его последний предатель! И ваше место на виселице!

— Не угрожайте… — хладнокровно ответил Майкл. — Поберегите лучше свою горячую голову, пока она окончательно вас не подвела…

— Мне угрожать, предатель?! — раздался дикий вопль Штерна, а вслед за этим последовал грохот упавшего стула и топот ног, затем послышались возгласы:

— Штерн!

— Майкл!..

— Хавэр Штерн, останови…

Прогремел выстрел, второй…

Нуци, вскочивший к тому времени со стула, теперь резко открыл дверь. Через его плечо Хаим увидел стоявшего с пистолетом в руке Давида Кноха, а рядом с ним — корчившегося на полу человека в сером костюме. Хаим сразу узнал в нем того самого элегантного рыжеватого мужчину, с которым вечером на сборище обнимались и целовались посланец «еврейского агентства для Палестины», Симон Соломонзон и Штерн. Хаим заметил, что у Штерна с подбородка капает кровь.

В кабинете воцарилась на несколько секунд абсолютная тишина, и тогда все услышали, как стонущий на полу Майкл шептал:

— Фашисты-ы-ы… Убийцы-ы…

Раздался выстрел. Хаим ясно увидел пистолет в руке Штерна.

Нуци повернулся к побледневшему от испуга Хаиму и велел ему немедленно сойти вниз, в холл, и ждать его там.

Как пьяный, спустился Хаим по крутой винтовой лестнице, пробежал через темный коридор, не понимая, что происходит в кабинете хозяина — Соломонзона. Но не успел он отдышаться, как следом примчался Нуци Ионас.

— За углом аптека. Слышишь, Хаим? Около гимназии Бальфура… Знаешь, где это?

— Знаю, знаю…

— Беги туда. Там наша машина и шофер. Скажи ему, пусть сейчас же едет сюда. Понял? Только смотри, чтобы он не уехал, куда мы договаривались с ним вчера! Понял? Ни в коем случае! Сюда пусть едет! Срочно! И больше ничего не говори… А сам иди домой. Доберешься, ничего… И никому ни слова! Идешь с работы, из порта и… все! Дома увидимся, поговорим. Понял? Беги!

Хаим побежал сломя голову. Еще издали увидел он перед аптекой соломонзоновский автомобиль. Шофер пристально посмотрел на бледного, испуганного Хаима, дважды переспросил, не надо ли ему, как было условлено прежде с Ионасом и Кнохом, ехать к отелю Гат-Римон. Наконец убедившись, что холуц не путает, тотчас же дал газ мотору.

Хаим остался один посреди темной улицы. И сразу почувствовал, как смертельно устал за этот день: подкашивались ноги и лихорадило так, будто снова начинался тиф…

«Единый народ, единая нация, единое государство…» — думал он, с трудом преодолевая озноб.

Сознание того, что он оказался втянутым в темные махинации деятелей экспортно-импортного бюро, не давало Хаиму Волдитеру покоя. Его терзали страшные догадки о возможных последствиях беззаконий и злодеяний, совершенных при его невольном участии. «Это же настоящие гангстеры, ей-богу! — с ужасом размышлял Хаим. — Я думал, что следил за разгрузкой прессованного сена, а на самом деле принимал контрабандное оружие… Ничего себе дела, а?! Потом пошел как будто на интересное собрание, а стал свидетелем и даже соучастником убийства человека! Это же пахнет тюрьмой… И наверное, больше, чем тюрьмой!.. Вот тебе и Хаим Волдитер из Болграда… И почему так все получилось? Случайно? Что-то непохоже… Поначалу затеяли скандал, потом перешли к стрельбе… И чего вдруг у аптеки в ночь на субботу дежурил автомобиль Соломонзона? Ясно как божий день, что все было подстроено…»

Хаим не ошибался, предполагая, что старшие хавэрим намеренно устранили американского гостя. Об этом ему доверительно, как соучастнику, поведал Нуци Ионас на другой день, когда они уединились за флигелем-времянкой Хаима. Час был послеобеденный субботний, все отдыхали. И хотя солнце палило нещадно, Нуци Ионас чувствовал себя превосходно. После событий минувшей ночи он безмятежно проспал до обеда и был удивлен, когда узнал, что Хаим под впечатлением пережитого не сомкнул глаз.

— Напрасно, Хаймолэ, ты так переживаешь, — сказал он. — Не в твою пользу это — во-первых… Я тебя оберегаю и скрываю твою гнилую мещанскую сентиментальность, но хавэр Дувед Кнох, если узнает, не потерпит этого… И во-вторых, тебе надо понять и привыкнуть к тому, что ради достижения великой цели мы обязаны беспощадно убирать всякого, кто мешает нам. А в-третьих, до нас и раньше доходили кое-какие слухи о колебаниях Майкла, но никому и в голову не приходило, что он может скатиться до измены!

Нуци Ионас поведал Хаиму о том, что Симон Соломонзон и вся верхушка «акционс-комитета» прежде были уверены в Майкле, и тот не раз на деле оправдывал их доверие. Никто не сомневался, что Майкл, их ставленник в Вашингтоне, не просто разделяет их убеждения, но и активно помогает им.