Юрий Колесников - Занавес приподнят

Подойдя ближе, профессор заглянул в боковое окно машины. Ему показалось, что внутри что-то есть. Он открыл дверцу и в изумлении сделал шаг назад. На заднем сиденье, обернутое байковым одеялом, лежало что-то огромное, почти касавшееся брезентового тента. Профессор протянул руку и ощутил твердость и холод металла; рядом лежали жестяные ящики и две пачки, завернутые в простыни. Пощупал… «Что же это такое? — недоумевал он. — Неужели краденое?»

При этой мысли он с гадливостью захлопнул дверцу и устремился из гаража, но, вспомнив про водяную помпу, так же стремительно вернулся к машине, дрожащими от волнения руками оттянул пружинистые защелки и приподнял капот: водяная помпа, которую шофер якобы снял для ремонта, была на месте… Уже много лет профессору, старому любителю и знатоку автомобилей, не приходилось заглядывать под капот, но теперь он решил проверить все. Отвернул пробку радиатора: он был полон воды… Не поленился профессор нагнуться и посмотреть пол под радиатором. Там было сухо! Теперь все стало ясно: и протекающая водяная помпа, и вчерашний ремонт, и, видимо, сегодняшнее внезапное заболевание — все выдумка…

Почтенный профессор давно уже не был так взволнован… Так ошибиться в человеке, которому он доверял и которого даже уважал!

Забыв опустить капот, он вышел из гаража, запер калитку и, привычным движением закинув руки за спину, взволнованный до предела, поднялся к себе в кабинет…

— Августина! — закричал он не своим голосом и бросил связку ключей на кушетку. Туда же швырнул шляпу, пальто, кашне. — Какое бесстыдство!.. Меня надуть!

Невысокий, плотный, всегда подтянутый профессор Букур, несмотря на преклонный возраст, был очень подвижен. Сын некогда крупного с крутым нравом помещика, он унаследовал от отца его волевую натуру и резкий, нетерпеливый характер. Разгневанный, он схватил стоявший на етоле колокольчик и затряс его изо всех сил:

— Августина! Мариоарэ!

Прихрамывая, вбежала испуганная пожилая немка-гувернантка.

— Куда вы запропастились, фрейлейн?! — набросился на нее профессор и, не дав ей вымолвить ни слова, опять затряс колокольчиком, вызывая Мариоару. Наконец гувернантке удалось сообщить ему, что прислуга ушла в магазин.

— В таком случае сейчас же! Немедленно! — взвизгнул Профессор. — Сию же минуту оденьтесь, возьмите таксомотор и поезжайте к нашему шоферу. Знаете, где он живет?

— О да, конешно, господин профессор, — торопливо ответила гувернантка. — Я корошо знает, где шифет господин Морару!..

— Так вот!.. — От негодования Букур не говорил, а кричал срывающимся голосом и в такт словам приподымался на носки и опускался. — Трезвого или пьяного, здорового или больного, живого или мертвого — тащите его сюда! Вы слышите, фрейлейн?! Немедленно!

Не прошло и получаса, как в дверь пансиона мадам Филотти, как раз когда Аурел уже завинчивал последние болтики на крышке часов, а ня Георгицэ варил по особому рецепту кофе, постучалась гувернантка профессора Букура. Волнуясь, она сказала Морару, что приехала за ним, что его срочно вызывает хозяин.

Что только не передумал Морару в пути! Ведь профессор сам велел ему отлеживаться! Неужели такой провал, что полиция наводит о нем справки у хозяина? Одна за другой, словно волны, набегали мысли, и каждая казалась страшнее другой. Не мог профессор просто так вызвать его: он же утром говорил, что машина не понадобится…

Когда такси остановилось у дома профессора и гувернантка стала расплачиваться, Морару бросился в гараж. Он сразу понял, что тут кто-то побывал: капот поднят!.. От мысли, что типография в опасности, его бросило в жар, «Неужели напали на след? Что скажут товарищи?! А если мне сейчас снять машину, с домкрата и рвануть из гаража? — мелькнула Мысль. — Но если здесь побывала полиция, то наверняка уже за домом следят…»

Морару инстинктивно оглянулся, прислушался. Двор был пуст. Он снова подумал: «А что, если один только профессор здесь был и еще не успел сообщить полиции? В таком случае как быть?»

То и дело Морару возвращался к этой мысли и в конце концов решил подняться к профессору: если следят, то бежать с типографией все равно бессмысленно…

В прихожей его ожидала немка Августина. Она прошла в кабинет хозяина, и Морару слышал, как профессор сердитым, срывающимся голосом велел пригласить шофера.

Букур стоял у венецианского окна и беспокойно теребил начищенную до блеска бронзовую ручку. Раздвинув кремовые занавески из китайского шелка, он неподвижным взглядом смотрел на давно знакомую, надоевшую за долгие годы красную черепицу готической крыши соседнего дома. Услышав шаги шофера, профессор повернулся и, не дав ему поздороваться, наигранно любезным тоном заговорил:

— А-а! Это вы, господин Морару?

— Здравствуйте, госп… — начал было Аурел, однако профессор прервал его.

— Очень приятно видеть вас в добром здравии… Вы, кажется, снимали водяную помпу, чинили что-то в автомобиле и простудились? Не так ли?

Морару понял, что профессор иронизирует. Встревоженный, он пристально всматривался в хозяина, чутко прислушивался к тому, как и что он говорит. Надо было узнать причину, приведшую к раскрытию типографии в гараже, оценить создавшееся положение, сориентироваться и принять какое-то решение. Морару терпеливо молчал, а Букура это еще более возмутило:

— Вы и отвечать, я вижу, не намерены? Вон как! — Он ехидно усмехнулся и вдруг закричал: — Может, вы все же скажете, что это за «багаж» внизу?! В моей машине, в моем; гараже, в моем доме?!

Морару скользнул взглядом по дверям, выходившим в большую гостиную, и не торопился с ответом.

— Я спрашиваю, чей «багаж»? Что там такое? Зубоврачебное кресло? Бормашина? Вы что — изволили переменить профессию шофера на дантиста?!

Морару не проронил ни слова. Он оглянулся. Кроме него и профессора, здесь как будто никого нет… Впрочем, полиция может находиться за дверью…

Букур проследил за его взглядом, устремленным на дверь соседней комнаты, и губы его скривились в презрительную усмешку.

— Ах вон что!.. Боитесь? Прелестно!.. Однако могу вас, сударь, заверить, что там пока никого нет… И извольте отвечать, когда вас спрашивают! Что в машине? Краденое?

Морару зло посмотрел хозяину в глаза, нахмурил брони и, решившись, резко ответил:

— И скажу! То, что находится в вашей, как вы нашли нужным подчеркнуть, автомашине, это… это наше, народное добро!..

Профессор вздернул брови, развел руками и в недоумении переспросил:

— Что значит «наше»? Не понимаю, что такое «народное добро»?.. Говорите яснее!

— А вот так, наше, народное! Добро это принадлежит всем рабочим, и не ошибусь, если скажу, всем честным труженикам, включая интеллигентов и, конечно, ученых… И приобретено оно на трудовые гроши, которые простые люди отрывали от своего скудного заработка и, может быть, из-за этого не один день голодали…