Юрий Колесников - Занавес приподнят

Подав знак рукой, Гитлер прервал чтение документа.

— Источник данной информации, — сказал он подчеркнуто недовольным тоном, — заслуживает не меньшего доверия, чем тот, на который ссылались вы, господин адмирал…

Присутствовавшие на «игре» генералы, особенно единомышленники Канариса, затаили дыхание. Они понимали, в какое трудное положение попал адмирал.

Но начальник абвера предвидел возможность возникновения такой ситуации. Он знал, что Гитлер получает агентурные сведения из-за рубежа не только от абвера, но и от ведомства Гейдриха. Адмирал всегда был готов к ответу в том случае, если выявится резкое расхождение между данными обеих агентурных разведок. Хладнокровно выслушав то, что зачитал адъютант, Канарис очень спокойно сказал:

— По-видимому, есть необходимость несколько обстоятельнее обсудить эти данные и пояснить точку зрения абвера.

— Это действительно необходимо! — подхватил Гитлер тем же подчеркнуто недовольным тоном. — Слушаю вас, продолжайте.

— Отрицать, что Британия испытывает в данный момент значительные трудности в оснащении оружием и боевой техникой новых воинских формирований, ни один здравомыслящий человек не станет. Оглашенные здесь цифры известны абверу, но именно они вынуждают правительство Чемберлена предпринимать экстренные меры. Учитывая колоссальные людские и материальные ресурсы обширной Британской империи, у нас нет оснований считать, что возникшие трудности будут преодолеваться слишком медленно. Думать иначе значило бы принимать желаемое за действительное. Разумеется, англичанам потребуется немалое время для предусмотренного ими наращивания вооруженных сил. Но ведь и мы не завтра сможем скрестить мечи с островитянами. За время, в течение которого вермахт оккупирует Бельгию и Голландию, а затем и Францию, Англия успеет многое сделать. Вот почему я полагаю, что было бы неосмотрительно строить стратегические планы, исходя из оценки вооруженных сил противника только в данный момент.

— И все же, адмирал, — подал реплику Гитлер, — вы преувеличиваете возможности Англии отмобилизовать свои ресурсы в те сроки, которые дадим им мы!

— Возможно, фюрер, что в какой-то мере и преувеличиваю. Но я придерживаюсь той точки зрения, что несколько переоценить силы противника, прежде чем столкнуться с ним, значит увеличить шансы нашей победы. Наоборот, недооценка его сил в лучшем случае повлечет за собой лишние людские и материальные потери, а в худшем — поражение…

Гитлер не стал далее полемизировать с Канарисом. Отметив, что мысль, высказанная адмиралом, безусловно, правильна, но тем не менее она ни на йоту не поколебала его намерения осуществить план «Смикер», Гитлер перешел к обсуждению других вопросов.

После этой стычки с фюрером Канарис начал усиленно пичкать его и генеральный штаб обширными докладами о готовящихся для засылки в Советскую Россию агентах абвера, об их способности образовать в нужный момент вполне реальную «пятую колонну», которая «подготовит благоприятную почву и расчистит путь остальным четырем колоннам вермахта…».

Канарис и его единомышленники были, конечно, не одиноки в желании направить экспансию Гитлера на Восток. К этой же цели стремились правящие круги многих западноевропейских стран, оккупацию и порабощение которых Гитлер планировал осуществить в первую очередь. В ход были пущены все средства. Буржуазная пресса не упускала случая изобразить Советскую Россию «колоссом на глиняных ногах». Изощренно усердствовали аккредитованные в Москве иностранные корреспонденты, некоторые из них вопреки очевидным фактам, например, утверждали, будто в районе реки Халхин-Гол «при столкновении с большевистскими самолетами японская авиация продемонстрировала свое полное превосходство».

Не случайно в те дни в Европу прилетел известный своими прогитлеровскими настроениями американский летчик — полковник Чарльз Линдберг. В Берлине нацистские руководители устроили ему помпезную встречу и пожаловали высший военный орден третьего рейха. Был американский летчик гостем и в Москве, присутствовал на воздушном параде. А затем в Париже и Лондоне, захлебываясь от восторга, возносил мощь немецкой авиации, «сопротивление которой, — как он утверждал, — для русских задача непосильная…».

Параллельно с этим в Париже начали рыть бомбоубежища. В Лондоне открыли пункты для раздачи населению противогазов. Премьер-министр Англии Невилль Чемберлен и его супруга выходили на утреннюю прогулку вблизи Уайтхолла с перекинутыми через плечо противогазами… Делалось все возможное, чтобы дезориентировать Гитлера и его генеральный штаб, преувеличить степень боеготовности стран Запада и, наоборот, представить Советский Союз совершенно неспособным оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление.

Все шло своим чередом… Завершив аннексию Австрии и оккупацию Чехословакии, предпринятые с одобрения Англии и Франции, Гитлер уже требовал возвращения Германии Данцига и принадлежащего Польше так называемого данцигского коридора. Было совершенно очевидно, что это требование являлось всего лишь поводом для захвата всей Польши.

Вновь прозвучал на весь мир предостерегающий голос Советского Союза. В Лондоне и Париже на этот раз вдруг откликнулись, прислали своих представителей в Москву. Но это был всего лишь маневр англо-французской дипломатии: цель его состояла в том, чтобы успокоить народные массы своих стран, проявлявшие недовольство политикой бесконечных уступок фашизму, и заодно припугнуть Гитлера возможностью создания мощной антигерманской коалиции великих держав, если… вслед за Польшей не последует продвижение на Восток. Одновременно англичане вели тайные переговоры с немцами, в ходе которых дали им понять, что не может быть и речи о союзе Англии и Франции с Советской Россией в случае возникновения войны между нею и Германией.

И Гитлер не замедлил воспользоваться благоприятной обстановкой, столь усердно создаваемой ему западными державами. Зная о намерении фюрера захватить Польшу, Канарис не был уверен доподлинно, направит ли Гитлер после этого железный кулак вермахта на Восток или, увеличив за счет Польши экономический потенциал рейха, с еще большей одержимостью приступит к осуществлению своего плана разгрома и порабощения западноевропейских стран. Последнее казалось Канарису наиболее вероятным. В этом предположении начальник абвера утвердился еще двадцать второго августа тысяча девятьсот тридцать девятого года, когда на строго секретном совещании с высшим командным составом вермахта Гитлер сказал:

— Прежде всего будет разгромлена Польша. Я дам пропагандистский повод для начала войны. Не важно, будет он правдоподобным или нет. Начиная и ведя войну, нужно иметь в виду, что не право, а победа имеет значение…