Григорий Терещенко - За любовь не судят

Через полчаса все четверо — шофер Юрко отказывался, но Елизавета Максимовна не хотела и слушать — сели за стол. Григоренко, проголодавшийся в дороге, ел сосредоточенно, словно делал важное дело. Мать готовила очень вкусно. Особенно нравились ему макароны с сыром. Иринка посмеивалась над отцом, но и сама старалась не отставать от него.

Незаметно спустилась темная ночь. Ветерок доносил с Днепра перекличку пароходов и барж. Вдалеке вспыхивали светлячки — загорались огни большого города.

Собрание проходило бурно. Все заварилось вокруг дробилки ЩКД-8. Говорили и «за» и «против».

Выступление главного инженера Комашко было долгим, обстоятельным, веским.

— В этом году, — закончил он, — об установке ЩКД-8 не может быть и речи. Все уже распланировано. Кто позволит нам нарушать титул? Где взять деньги? Я, конечно, за установку, но эту работу возможно начинать только с нового года.

«Это уже достижение, — усмехнулся Григоренко, оглядывая зал. — Главный, оказывается, тоже за ЩКД-8. Неужто перестал бояться, что план увеличат вдвое?.. Ну и перестраховщик!..»

Неожиданно выступили против дробилки главный механик Гамза и начальник снабжения Файбисович.

— Про установку ЩКД-8 говорить рано, — с места кинул Гамза, глядя прямо на Григоренко. — Еще фундамента нет! Не возведены стены корпуса! И вообще, по-моему, если уж и брать дробилку, то новенькую, с завода, а не какое-то неликвидное барахло!

— Где материалы, я вас спрашиваю?! — восклицал с трибуны начальник снабжения Файбисович и большим носовым платком вытирал широкую лысину. — Заявок на этот год не подавали! Все знают: цемент, металл и все прочее дают только по фондам! Как вы думаете поднять такое строительство? Это же не общежитие построить!..

— А что скажет товарищ Драч? — спросил Григоренко. — Начальник камнедробильного завода почему-то отмалчивается.

— Мое мнение вы знаете, Сергей Сергеевич, — поднялся долговязый Драч. — Я — за установку мощной дробилки... И чем скорее, тем лучше! .. Чего это мы тут дебаты разводим. Каждому ясно, что дальше так работать нельзя. Наша задача — давать стране гранит, щебень. Сколько мы даем? Курам на смех! А можем давать вдвое, втрое больше! И то мало будет. Посмотрите, сколько людей к нам за щебнем едет?!

Выступление Драча убедило остальных. Никто больше не просил слова. Все ждали, что скажет директор.

Григоренко не любил долгих речей. Говорил и сейчас конкретно, по-деловому:

— Товарищи, с сегодняшнего дня главным объектом строительства у нас становится корпус первичного дробления. Арнольд Иванович, — обратился он к главному инженеру, — надо все силы мобилизовать, чтобы вытащить это звено.

— Однако у нас есть и другие важные объекты, Сергей Сергеевич, — откликнулся Комашко. — Сроки введения их в эксплуатацию определены титулом! Их тоже надо строить! Да и денег на корпус первичного дробления отпущено мало. Практически их почти нет!

Григоренко молча выслушал Комашко, а потом твердо сказал:

— Корпус первичного дробления надо возвести в этом году! — На его лбу появилась глубокая морщина.— Это — наша главная задача! Не решив ее, нечего и думать о приросте продукции на комбинате!

Секретарь парторганизации Боровик тревожно поглядывал то на директора, то на главного инженера и мысленно прикидывал, что собой означает выделение первоочередного объекта. Это, прежде всего, концентрация лучших, квалифицированных кадров. Во-вторых, концентрация основных строительных материалов: металла, леса, цемента, не говоря уже о механизмах... Это все равно, что направление главного удара на фронте!

Как всегда, Боровик думал четко, конкретно, по-военному. На его бледном лице выступил от волнения нездоровый румянец. «Все-таки перед собранием нужно было руководству прийти к единому мнению, — размышлял он. — Выходит, что у директора оно одно, а у главного инженера — другое».

— Сергей Сергеевич, за использование средств не по назначению по головке не погладят! — снова бросил Комашко.— Строго спросят! Не забывайте этого!

— Знаю. И все же отступать не будем! — решительно ответил Григоренко. — Добьемся и пересмотра титула!

— Воля ваша, — теперь уже тоном ниже произнес Комашко. — Вы директор! Свое мнение я высказываю до принятия вами решения. Но когда вы его примете, я буду выполнять его неукоснительно.

Всем было ясно, что Комашко хочет снять с себя всякую ответственность. Свою позицию — «против» — высказал перед людьми, а там — будь что будет! Не я, мол, затевал это строительство, а директор...

Взгляды присутствующих обратились к Боровику. До сих пор секретарь парторганизации не проронил ни слова. Интересно, на чью сторону станет он?

Боровик откашлялся, провел языком по сухим, шершавым губам.

— Согласен с директором, — сказал он. — Корпус первичного дробления должен стать главным объектом! Здесь говорили о механизмах, материалах, деньгах... Резервы у нас есть, товарищи! И первый из них — это добиться ритмичной работы комбината. Штурмовщина, которая у нас еще процветает, всегда несла и несет разбазаривание сил, неразбериху, снижение производительности. Все это приводит к тому, что труд на комбинате еще не стал радостным, вдохновенным, каким он должен стать для каждого... Второе — экономия и еще раз экономия на других объектах. Экономия кирпича, металла, цемента, экономия средств!.. И, наконец, нужно разъяснить всем работникам важность новостройки. Нет сомнения, что люди нас поймут и поддержат... Повторяю — я «за»! Ведь пока не наладим первичное дробление, мы будем плестись в хвосте, не избавимся от штурмов и авралов!.. Но, Сергей Сергеевич, нужно обязательно добиться, чтобы строительство корпуса первичного дробления было включено в титул. Надо настаивать. Писать в главк. Министру. Верю — нам пойдут навстречу.

Михаил Петрович сел, тяжело дыша. На большом, с глубокими залысинами лбу выступили мелкие капельки пота. Все с сочувствием смотрели на него, понимая, как трудно было прийти, выступить на собрании ему — очень больному человеку.

— Писать будем, — сказал Григоренко. — Но нельзя упускать ни одного дня. Не растягивать строительство до зимы! Нам нужно завтра же — нет, сегодня! — приступать к работе!.. У кого есть конкретные предложения, товарищи?

Все молчали. Молчал и Комашко, сосредоточенно рассматривая свои длинные пальцы с блестящими ногтями. Вдруг в задних рядах вспыхнул смешок. Кто-то выкрикнул:

— Эй, Лисяк, выискивай резервы!

— Поищем... Чего ж! — откликнулся тот.

— Этот найдет! Держи карман шире!

— А твои резервы, Сажа?

— От его резервов только сажа и осталась.

— Ну, хватит вам! — послышался чей-то строгий голос. — Не время зубоскалить!