Григорий Терещенко - Счастье само не приходит

Она наклонилась и зачерпнула пригоршней прозрачную воду, стала всматриваться в нее.

— Действительно, здесь очень красиво! — сказал Громов. — Но мы приехали сюда не любоваться природой. У нас другая цель, и, кажется, нам в этом повезло. Сохранившиеся откосы котлована позволят брать большие блоки. Но надо все подсчитать, чтобы точно представить экономическую целесообразность восстановления, прежде чем приниматься за дело. Не исключено, что придется искать другой котлован. Необходимо выяснить: нет ли здесь подземных трещин, по которым вода просачивается сюда из Днепра? Впрочем, именно здесь перед войной добывали блоки.

Зачарованной Оксане Васильевне было жалко расставаться с волшебным озером на днепровском острове. Она представила себе, какие изменения принесут сюда мощные насосы, бульдозеры, экскаваторы... Как начнет исчезать это озеро и превращаться в заурядный карьер для выработки гранитных блоков.

Словно подслушав ее мысли, Громов сказал:

— Эту красоту нам предстоит перенести в наши города. Живем на таком богатейшем месторождении, а в городе полированный гранит не увидишь. Вы, наверное, бывая на Крещатике, любовались гранитом, видели цоколи зданий?..

Конечно, полированный гранит красив, что и говорить, но Оксане Васильевне не хотелось разрушать такое чудо...

«Обязательно привезу сюда Сережу. Вот удивится, — подумала она. — Или лучше пока не раскрывать секреты «нашей фирмы»? Чего доброго, он и этот забытый карьер к рукам приберет».

Главный инженер, узнав, что на подкрановой опоре расползлась опалубка, сразу примчался на строительство участка вторичного дробления.

Остапа Белошапку он не замечал, словно его и не было здесь. Прежде всего Комашко прикинул, сколько пропало бетона. Кубометров шестьдесят — семьдесят.

Причина ясна: не выдержала опалубка. Бетон расползся на три стороны. Использовать его уже невозможно. Придется заново ставить опалубку и укладывать новый бетон.

Некоторое время длилось молчание. Наконец Комашко покачал головой и, шумно вздохнув, изрек:

— Так и знал, что этим кончится! Стоило Бегме отлучиться на час, и на тебе!

Белошапка почернел в лице.

— Как это — вы знали?!

— От вас всего стоило ждать. За такое и под суд можно пойти. Сами пойдете и других за собою потянете, ясно? А если бы ферма полетела? Что тогда? Скольких людей могло искалечить? Как вам теперь доверять?

— Значит, мне нужно «по собственному желанию»... так я вас понял?

— Какой из тебя прораб, если опалубку установить не можешь?! — распалился Комашко, но тут же сдержал себя. — Если она у вас расползается...

— Сам не уйду, Арнольд Иванович! Я сердцем прирос к этому производству. И потом — не один Белошапка в ответе, здесь мною поставлен мастер Бегма.

— Бегма?! Бегма?! Где он был, ваш Бегма?!

Появился Григоренко. Рядом с ним молча шагал Сабит.

— Видите, Сергей Сергеевич, что творится, — с неприязнью и нескрываемой иронией проговорил Комашко.

— Как это случилось? — резко спросил Григоренко. Трудно было понять, кому адресован вопрос — Белошапке или Сабиту.

Остап едва развел руками и в замешательстве опустил глаза.

— Кто устанавливал опалубку?

— Плотники. Из демобилизованных, — ответил Сабит. — Хороший ребята.

— Где Бегма?

— Бегма на железобетонный завод пошел, — поспешил ответить Комашко.

— Та-ак. Опалубку ставили вроде хорошие ребята... Во главе с Сабитом...

Комашко ехидно рассмеялся:

— Хорошие, лучше некуда!..

Стали подходить рабочие.

— Товарищ директор, — не выдержал Сабит, — опалубка был крепко сбит! Сам проверял.

— Крепко?! — побагровел Григоренко. — Если бы как следует сбили, бетон не расползся!..

«Неужели Григоренко не отстранит Сабита и не взгреет Белошапку? — раздумывал Комашко. — Обоих бы их в три шеи... Самый подходящий момент для увольнения...»

— Какими гвоздями сбивали доски? — спросил Григоренко Сабита.

— Соткой.

— А доски?

— Сами видите — хороший доски, новый. Сороковка.

— Я, как главный инженер, настаиваю на тщательнейшем расследовании... — проговорил твердым голосом Комашко. — Необходимо строго наказать виновных. Сегодня опора полетела, а завтра...

— Да, — сказал Григоренко, — расследование провести самым обстоятельным образом. Кого назначим? Может, Пентецкого? Он сейчас мало загружен.

— Пентецкого? Не возражаю, — согласился Комашко. «С Пентецким я проведу инструктаж...» — подумал он.

— Николай Фролович! — позвал Григоренко.

— Слушаю вас, — подбежал Пентецкий.

— Прошу вас, досконально расследуйте, проанализируйте все. Потом доложите. Ущерб тоже подсчитайте.

— Будет сделано.

— Теперь так, — обратился Григоренко к Сабиту.— Снимай со всех работ людей, собирай свежий бетон и настилай пол вокруг дробилки. А убыток... придется оплатить из собственной зарплаты.

— Понимаю. Платить надо.

«Что это он? Так и не снимет Сабита?» — начал злиться Комашко.

Македон Тришкин и Люба Зинченко внимательно рассматривали опалубку в тех местах, где она расползлась.

— Здесь вот вроде бы гвоздь был, а сейчас его нет. И дырочка свежая, поглядите, — обратился вдруг Македон к Любе. — Вытащили его, что ли? Ага, вот он, но почему-то перекушенный. . .

— Кто это его перекусил? — услышав голос Македона, в упор посмотрел на него Пентецкий. — Что это тебе, морковка? Ты брось мне заливать...

— Нет, серьезно, перекушенный, посмотрите! — воскликнула Люба.

— Вот что, товарищ Белошапка, — сказал Григоренко, уходя, — за это я вам с Сабитом отпущу на полную катушку. Это факт. Но попробуйте сами разобраться, в чем тут дело. На одного Пентецкого советую не рассчитывать.

— Непонятно. Как это могло получаться, — тихо, словно сам для себя, проговорил Сабит. — И ребята на опалубке добросовестный стояли. И я все время здесь был...

Лисяк поправлялся. Но в груди еще хрипело. Врачи не спускали с него глаз, не отходили и медсестры. Нога срасталась быстро. Однако перелом ребра и удары по голове дали осложнение.

Потеряв сознание еще в машине, Ростислав пришел в себя лишь в больнице. Тот кошмарный вечер никак не выходил у него из головы. Кто это его так?.. Дружки Сажи и Самохвала?.. Где же скрывается теперь Сажа? Наверное, за тридевять земель отсюда. А вот дружки его остались здесь. Скорей всего, с Самохвалом снюхались. А может, в машине он и сидел. Очевидно, они не собирались его убивать. Иначе бы и Самохвал появился. Возможно, что и ребята из санатория помешали убить его. Сама расправа не была неожиданностью для Ростислава. Он ждал ее вскоре после суда. Но потом успокоился... Нет, Сажи там не было. Тот бы в живых его не оставил. С Лисяком сгинуло бы все, что он знал про Сажу. Несомненно одно — напали на него дружки Сажи и Самохвала. Но как бы там ни было, он остался живым и поправляется.