Вилис Лацис - Земля и море

— Только то, что вы пожелали бы мне дать.

Покорность Лауриса тронула Аустру; под влиянием нахлынувшего на нее теплого чувства она протянула ему руку.

— Благодарю вас, вы мне друг. Возможно, когда-нибудь мне и понадобится ваша помощь.

Он с нежной горячностью схватил ее руку. Аустра позволила ему погладить ее.

— Боже, какие мы оба несчастные…

Больше она ничего не сказала. Сосны осыпали их пожелтевшей хвоей, и уныло завывал ветер. Они стояли на песчаной тропинке, которая даже на морозе не затвердела, и смотрели на мигающие сквозь кустарник огни поселковых домов.

Им нужно было расходиться в разные стороны.

Заметив перемену в настроении Аустры, Зандав решил, что поступил правильно: в самом деле, лучшим лекарством для женских капризов всегда были решительные, энергичные действия. Всякий неосуществимый каприз — это нарыв в душе человека: если позволить ему разрастись, он отравит весь организм. Разве хирург должен считаться с тем, что причиняет потерпевшему боль? Смело и безжалостно вскрывая гнойник, он возвращает больному здоровье. Зандав тоже действовал правильно, и результаты стали очевидны уже в самые ближайшие дни: Аустра перестала говорить об отъезде, о своих страхах; если муж в штормовую погоду отправлялся в море, она не выглядела подавленной. Казалось, у нее даже появился интерес к тому, что происходит вокруг. Ее перестало обременять присутствие в доме посторонних. Когда Лаурис приходил по вечерам к Рудите, Аустра охотно слушала его рассказы, а иногда и сама участвовала в разговоре. Как-то раз она предложила поиграть в карты вчетвером. Теперь у Зандавов по вечерам стало оживленнее, и редко когда играющие расходились раньше полуночи.

«Она начинает оживать, — удовлетворенно думал Алексис, наблюдая за женой. — Это благоразумнее, нежели вечно хлюпать и вешаться мужу на шею».

Иногда они слушали радиопередачи или коротали вечера, вспоминая о разных событиях из прошлого, и оттого, что им не нужно было больше уединяться попарно — Лаурису и Рудите в кухне, Аустре с Алексисом в своей комнате, их жизнь стала естественнее и удобнее. Они знакомились и привыкали друг к другу, это была переходная стадия к будущей родственной близости. Лаурис постепенно становился как бы членом семьи Зандавов. Если случалось, что он не приходил, все ясно чувствовали его отсутствие — будто чего-то не хватало.

Но не будем, однако, наивными и не станем судить о людях лишь по одним внешним признакам: если человек улыбается, это еще не значит, что он счастлив; молчание не доказывает отсутствие мыслей. Под внешним спокойствием часто скрывается волнение.

Чувства, которые довели Аустру до ссоры с Алексисом, ничуть не утихли. Она с прежним настойчивым отчаянием стремилась вырваться отсюда, и, как в первые дни, по-прежнему мучительной казалась ей жизнь здесь. Только теперь она не чувствовала себя такой одинокой и покинутой, как прежде: теперь у нее был друг, человек, готовый для нее на все. Еще не зная, что может произойти, она верила в чудо и облегченно вздохнула, почувствовав, что ее положение не такое уж безвыходное. Вместе со смутными надеждами Аустра приобрела уверенность, смелость, и действительность ей больше не казалась такой невыносимой. Лаурис Тимрот хотел освободить ее, увезти домой (каким путем — неважно, главное, что он хотел это сделать), Алексис противился этому и устраивал всяческие препятствия. Все это доказывало, что первый из них — друг, второй враг, потому что стремления первого совпадали с желаниями Аустры, тогда как второму они были совершенно чужды. Эгоизм Алексиса и его жестокость оттолкнули ее, пробудили в ней упрямство; преданная дружба Лауриса и его готовность помочь заслуживали признательности, которая могла перерасти и в какое-то другое, более глубокое чувство. Вся сила чувств, которую Алексис своим отношением оттолкнул от себя, устремилась теперь на Лауриса. Аустра была слишком измученна и растерянна, чтобы анализировать происходящее и ясно оценивать события. Факты утверждали очевидное: Лаурис — друг, Алексис — враг, и этого было достаточно.

«Он хороший, достойный любви человек…» — думала Аустра о Лаурисе. Теперь она постоянно сравнивала обоих как в мелочах, так и в главном, и всегда Лаурис при этих сравнениях выигрывал: ей казалось, что он искреннее, глубже и тоньше, чем Алексис. Он не так эгоистичен, не навязывает другим своих убеждений и действует лаской там, где Алексис применяет грубую силу.

Это сознание крепло в ней одновременно со все растущим смятением чувств. Желание уйти отсюда превратилось в доверие к человеку, от которого зависело осуществление этого желания, и чем страстнее стремилась она вырваться из ненавистного окружения, тем горячее становилась привязанность к своему освободителю.

В тот самый момент, когда Аустра убедила себя в том, что любит Лауриса, начались затруднения. Лаурис часто приходил к Зандавам, возможно даже чаще, чем прежде, и Рудите, так же как и все в поселке, думала, что он приходит к ней. Как только люди станут думать иначе, эти посещения сделаются невозможными, поэтому всячески надо было заботиться о том, чтобы это ошибочное мнение продолжало существовать и дальше. Но теперь это уже было не так просто. Во-первых, Лаурису самому тяжело было продолжать игру. Прежде, когда никто не знал действительного положения дел, ему приходилось пересиливать лишь себя. Это тоже было нелегко, но все-таки проще, чем теперь, когда за ним наблюдала Аустра. Она, знавшая всю низость этой игры и молчаливо оценивавшая ее по-своему. Если бы Лаурис был уверен, что она отвечает ему взаимностью, он чувствовал бы себя в этой роли более сносно: это была бы их общая тайна, заговор, и его действия были бы оправданны. А сейчас он не знал, одобряют его или осуждают. На всякий случай следовало относиться к Рудите по-прежнему, не отдаляться от нее — это сразу бы навело на всякие нежелательные размышления и догадки. Но каждый раз, когда Рудите по привычному и законному праву хотела с ним уединиться или когда Лаурису надо было ей что-то сказать, он терялся, краснел и чувствовал неловкость. Он смущался, если Рудите выходила проводить его за дверь и они немного задерживались в сенях. Ведь Аустра понимала, зачем выходила Рудите. Как тяжело было целовать девушку на прощанье, казаться ласковым, произносить нежные слова!

Лаурис был благодарен Аустре, когда она предложила проводить время всем вместе. Слушая радио или играя в карты, теперь не нужно было притворяться, сдержанность Лауриса оправдывало присутствие посторонних. И Рудите пришлось мириться с тем, что они реже и на более короткое время оставались с глазу на глаз и что в обществе брата и невестки Лаурис уделял ей меньше внимания — этого требовало приличие. Нельзя сказать, чтобы эти новшества были по душе Рудите, но на все ее возражения Лаурис находил убедительные доводы.