Евгений Емельянов - Хорошие люди

Они сидели в полутемной комнате, выпивали, закусывали и строили планы своей дальнейшей жизни.

И однажды Клавдий Сергеевич испытал потрясение. По деревообделочному комбинату прокатился слух о том, что на место ушедшего на пенсию начальника заготовительного цеха будет назначен Вахтомин, как наиболее опытный работник. Эта новость вышибла Клавдия Сергеевича из равновесия, в котором он пребывал много лет. Получив новость из третьих рук, Клавдий Сергеевич решил, что не бывает дыма без огня, и начал ждать. Встретившись, как обычно, с Мариной Фабрициевой, он все рассказал ей, и Марина посоветовала ему остепениться, то есть придать себе вид солидного человека. Она не сказала о том, что Вахтомин должен бросить пить, но это было ясно и так. Если его назначат начальником цеха, он должен вести себя соответствующе, Марина права.

Начальник цеха! Вот теперь-то он покажет всем этим Рожковым и прочим своим недоброжелателям; он им покажет, где раки зимуют!

Клавдий Сергеевич бросил пить. Ему удалось это с большим трудом, но он твердил себе, что, если у человека есть воля, он способен вытерпеть все. Вахтомин считал, что воли ему не занимать. Правда, бросив пить, Клавдий Сергеевич стал раздражительным. Многое ему не нравилось в цехе. Он стал еще активнее «вскрывать недостатки», чаще выступать на собраниях. Его действительно назначили исполняющим обязанности начальника цеха, и он делал все для того, чтобы оправдать это доверие.

Но через некоторое время прибыл новый начальник цеха, и Вахтомину очень вежливо предложили вернуться на свое рабочее место — сменным мастером. Это был тяжелый удар для Клавдия Сергеевича.

Можно было ожидать, что Вахтомин снова начнет пить, но этого не случилось. За два года и три месяца, которые он провел в должности начальника цеха, произошло много событий, которые основательно отразились на его жизни. С того самого дня, когда Вахтомин впервые узнал удивительную новость — его назначили и. о. начальника цеха! — с того дня Марина Фабрициева если и продолжала занимать место в его мыслях, то значительно меньше, чем занимала раньше. Бросив пить, Вахтомин стал все реже и реже появляться в железнодорожном буфете (что заметил даже Петрищев, завсегдатай этого заведения), и еще реже — в доме у Марины.

На недоуменный вопрос буфетчицы он ответил:

— Мариночка, дорогая, я ведь не принадлежу самому себе! У меня теперь большой производственный коллектив, который делает большое важное дело, я бы сказал, дело государственной важности. Разве я могу бросить все это ради тебя? Я могу это сделать, но разве ты будешь довольна, дорогая Мариночка, если завтра мне дадут по шапке… Куда я пойду? Второго такого комбината в селе нет, сама знаешь. — Он мрачно помолчал. — Ведь если мне укажут на дверь, я уже тебе не буду нужен…

— Милый Клавочка, о чем ты говоришь? Ты мне всегда нужен, — горячо возразила Марина.

Вахтомин оставался трезвенником еще и потому, что жена Александра слегла именно в то время, когда он работал начальником цеха. По той же самой причине Клавдий Сергеевич стал реже бывать у Марины Фабрициевой; когда же он познакомился с продавщицей книжного магазина, все было кончено. То есть нельзя сказать, чтобы Вахтомин навсегда вычеркнул Марину из своего сердца; нет, он помнил ее и держал «на запасных путях», хоть и не хотел признаваться в этом себе самому. Тамара Акимовна была для него настолько блестящей женщиной, что в иные минуты он переставал верить в будущее, связанное с ней. Не может быть, — думал Вахтомин, — что Тамара Акимовна симпатизирует ему. Не может этого быть, потому что он по сравнению с такой замечательной женщиной выглядит очень серым человеком. Скорее всего, она решила побаловаться с ним — и только.

Однажды Вахтомин пришел с Тамарой Акимовной в кинотеатр и натолкнулся на Марину Фабрициеву. Марина шла прямо на Вахтомина.

— Здравствуйте, Клавдий Сергеевич! — голос был насмешливо-ласковый.

Он что-то пробурчал в ответ и потянул Тамару Акимовну в зал. Тамара Акимовна смотрела прямо перед собой и улыбалась. Она ничего не сказала Вахтомину, ни о чем его не спросила, но он несколько дней опасался встретить Марину Фабрициеву. Ему казалось, что, если он повстречается с ней, всякое может случиться. Он не додумывал до конца, что скрывается за словом «всякое», но продолжал твердить себе: «Всякое может случиться…»

И вот теперь он шагал по дороге, которая упиралась в станцию и заканчивалась там. Вахтомин зашел в буфет, где уже второй пяток лет хозяйничала Марина Семеновна Фабрициева.

Вахтомин не знал, что он скажет ей, даже если они и встретятся. Он мысленно употребил слово «даже», так как опасался, что в самый последний момент повернет и отправится назад; он отправится в Вахтомино, чтобы высказать сыну те слова, которые родились только теперь, те мысли, которые начали жечь его только теперь, приведет те доводи, которые…

Но Клавдий Сергеевич никуда не повернул.

Вадим Кирьянович оказался очень энергичным человеком. Не ведая усталости, он носился по всему цеху, то и дело останавливаясь у разных станков, что-то советуя станочнику, что-то объясняя ему.

В тот день Рожков несколько раз подходил к станку, за которым трудился Станислав Вахтомин:

— Ну, как?

— Все в порядке!

— Не трудно?

— Ерунда!

И действительно: ничего сложного в циркульной пиле не было. Длинный верстак с прорезью посередине, под верстаком бешено крутится диск. Нажимаешь ногой на педаль, диск движется вверх, выходит в прорезь и режет доску, словно нож масло.

В самом начале смены Рожков объяснил:

— Здесь, Стас, не требуется такой точности, как в металлообработке. Плюс-минус миллиметр — не страшно. Но все же лучше плюс, чем минус. А размеры устанавливаются так: берешь сантиметр, карандаш и…

А в конце рабочего дня поинтересовался:

— Ну как? Устал?

— Немного есть.

— Несложная работа?

— За таким станком может работать ребенок.

— Ну-ну…

— Правда, Вадим Кирьянович! Сначала мне было очень интересно, а потом?

— Недельку поработаешь — переведу на новый станок.

— А раньше нельзя?

— Нельзя.

Станиславу нравился процесс обработки дерева, нравилось стоять у станка, потому что в такие минуты он считал себя по-настоящему взрослым человеком.

Но к концу недели ему надоела циркульная пила, и он снова поймал Рожкова:

— Вадим Кирьянович, вы обещали…

— Я обещал дать тебе другой станок, — улыбнулся Рожков. — Ладно, вставай к рейсмусу.

Но и новое дело оказалось пустяшным. Станислав подумал было, что Вадим Кирьянович смеется над ним; подумал — и выбросил эту мысль из головы; пожилые люди тоже работали на станках из «семейства простейших», и никто не жаловался.