Златослава Каменкович - Его уже не ждали

Однажды Ярослав вышел из дому в одной летней рубашке. Увидев его, домовладелец пан Марек удивленно пожал плечами. Что за мода? На улице холодный апрельский дождь, а студент ходит без плаща и сюртука. Впрочем, какое Мареку дело? Важно другое, и домовладелец становится суровым:

— Пап Калиновский, вы обещали сегодня уплатить.

— Я уплачу, пан Марек, сегодня не позже восьми вечера.

— Ровно в восемь я зайду. Если не заплатите, завтра же освободите квартиру.

Ярослав вышел из дому, чтобы заложить у ростовщика самую дорогую семейную реликвию, с которой он никогда не расставался, — небольшой золотой медальон на тоненькой золотой цепочке, а в медальоне — портреты Дембовских — дедушки и его брата.

Еще больше огорчился Ярослав, когда увидел опущенные жалюзи на лавках знакомых ростовщиков. Идти же в центр города Ярослав не решался. Не потому, что ему было холодно, — это еще полбеды, можно стерпеть. Он даже не думал, что может простудиться. Нестерпим был стыд, потому что люди недоумевающе оглядывались на него. Да и полицейские бросали подозрительные взгляды и, чего доброго, могли схватить и втолкнуть в «корзинку». [41] Ручная тележка, в которой пражская полиция увозила пьяных в полицейский участок.

«Хорошо, что мама не знает о пальто и сюртуке», — думал Ярослав, направляясь в аптеку, чтобы на оставшиеся несколько геллеров [42] Мелкая разменная монета в Австро-Венгрии. заказать лекарство.

В семь часов вечера Ярослав вернулся домой. Мать спала. Он тихонько положил на тумбочке у кровати лекарство и вышел на кухню. Сел на стул и погрузился в невеселые думы.

Преданный Барс бесшумно подошел к Ярославу, лег у его ног и посмотрел на хозяина умными глазами. Нет, он не просил есть, не жаловался на голод, словно понимал, что Ярослав и сам с утра ничего не ел. Но наконец Барс не утерпел и тихо заскулил, мягко постукивая хвостом об пол.

— Что, голоден? — Ярослав погладил собаку по голове. — Плохи наши дела, Барс. Если бы мой профессор в университете был умным и честным, я сейчас бы учился и ты не голодал бы. — Ярослав продолжал говорить сам с собой, — ну, могу ли я молчать, когда этот невежда, лакей угодничает перед престарелым идиотом — монархом, предает забвению великих чешских национальных героев — Яна Гуса и Яна Жижку, всячески восхваляя Австро-Венгерскую империю? Ему представляется счастьем поражение чехов в битве с крестоносцами у Велой горы. Этот коронованный осел [43] Распространенное чешское ругательство. утверждает, будто расцвет чешской культуры начался именно с тех пор, когда Чехия попала под пяту Габсбургов и утратила независимость. Да имеет ли он право, никчема, считать себя историком, и к тому же профессором? И можно ли называть университетом заведение, где большинство кафедр возглавляют предатели народа, коронованные ослы, которые выдают себя за жрецов науки? И может ли в душе тлеть хотя бы искра уважения к таким ученым? О Барс, какой ты счастливый, что не знаешь подобных профессоров! Да, тебе, конечно, не известно, Барс, что вот-вот придет хозяин этих хоромов и потребует с нас деньги, а у нас их нет. Ну, а что если мы его не впустим? Как ты думаешь?

— Гав, — тихо подал голос Барс.

— Значит, ты согласен?

— Гав! Гав! Гав!

— Тише, маму разбудишь.

Барс виновато уткнулся головой в колени Ярослава.

Постучали. Барс рванулся к дверям, но Ярослав удержал его за ошейник.

— Тссс!..

Собака легла и положила морду на вытянутые лапы.

Стук повторился. Барс вопросительно посмотрел на Ярослава.

— Тссс! Лежать!

Ярослав вышел в переднюю, плотно закрыв за собой дверь.

— Славик, стучат, — донесся из комнаты голос матери.

— Кто там? — спросил Ярослав.

— Здесь проживает пан Калиновский?

Голос чужой, незнакомый. Ярослав поспешно открыл дверь.

На пороге стоял полицейский в кивере с петушиным пером.

— Мне нужен пан Ярослав Калиновский.

У Ярослава мелькнула догадка: «Донесли! Если меня сейчас арестуют, погибнет мама…» И в его голове родился план.

— Прошу, войдите.

Когда полицейский вошел в кухню, Ярослав прикрыл за ним дверь и непринужденно сказал:

— К сожалению, Ярослава Калиновского сейчас нет дома. Что ему передать?

— Слава Иисусу! Наконец-то он нашелся! — обрадовался полицейский.

«Нашелся? Разве полиция не знает, что я здесь живу? Какая-то неурядица. Что он мелет?» — старался понять Ярослав, некоторое время молча вглядываясь в морщинистое и совершенно безбровое лицо полицейского. Невольно подумалось: как могли сохраниться на его лице такие наивно-доверчивые, с чистой голубизной глаза ребенка? На длинной жилистой шее, словно узел веревки, резко выпячивал кадык. Во время разговора кадык, подобно челноку на ткацком станке, то вскакивал вверх, то опускался вниз.

— А вы кем приходитесь пану Ярославу Калиновскому? — полюбопытствовал полицейский.

— Я его кузен, — не моргнув, нашелся Ярослав.

— Тогда позвольте и вас поздравить. Говорят, с пчелами жить — меду быть.

— Прошу, входите, — у Ярослава сразу отлегло от сердца.

— К вашему кузену весьма благосклонна судьба. Он получил огромное наследство, — сообщил полицейский. — Разрешите присесть.

— О да, прошу.

Полицейский притянул к себе один-единственный на кухне стул, да и тот с порванным сидением, и присел.

Гость явно не понравился Барсу, и пес недружелюбно зарычал. Полицейский с опаской покосился на собаку.

— Это пес… пана Калиновского?

— Да.

Полицейский так заискивающе улыбнулся собаке, словно перед ним был сам будущий миллионер пан Калиновский. Затем он перевел взгляд на «кузена» и заговорил, отчего на его шее «челнок» запрыгал вверх-вниз, вверх-вниз.

— Венский «Акционгезельшафтсбанк» полгода разыскивает пана Ярослава Калиновского. Всем полицейским комиссариатам прислан запрос. Видите, мне посчастливилось, — радостно выпалил полицейский и совсем интимно спросил — Он у вас как, не скупой? По праву я должен рассчитывать на щедрое вознаграждение. Это бы мне не помешало — у меня большая семья, дети…

— Будьте уверены, у вас в долгу не останутся, — сказал улыбаясь Ярослав, окончательно успокоенный.

— Вы разрешите мне его подождать?

Ярослав не успел ответить, как кто-то постучал во входную дверь.

— Ага! Так может стучать только хозяин. Это, наверное, идет сам пан Калиновский! Позвольте, я ему открою, — полицейский, не дождавшись разрешения, поспешил в коридор и впустил пана Марека.

— Добро пожаловать, пан Калиновский! Я принес вам радость. Вы получили огромное наследство, — приветствовал опешившего домовладельца полицейский. — Вот, прочтите… Я кончил работу, время идти домой, но ведь я отец большого семейства… Одиннадцать детей… Я счел своим долгом не откладывать до утра… Спешил обрадовать.