Златослава Каменкович - Его уже не ждали

Едва домовладелец успел прочесть протянутую ему бумагу, как в переднюю вышел Ярослав.

— Пан Ярослав! Поздравляю вас, поздравляю! — начал раскланиваться хозяин. — Вы не думайте, что я пришел за деньгами, боже упаси, можете уплатить, когда захотите…

«Так кто же из них Калиновский?» — никак не мог сообразить полицейский.

— Позвольте, — спросил он у домовладельца, — так этот молодой человек и есть Ярослав Калиновский?

— Собственной персоной, — угодливо захихикал пан Марек.

Умиленно глядя на Ярослава, полицейский пожурил его:

— Ай-ай-ай, пан изволил пошутить? Понимаю, понимаю, молодые люди любят шутки.

— Пан Марек, прошу вас, дайте пану полицейскому двадцать пять крон… Я верну вам с процентами.

— Конечно, конечно! Прошу, спустимся ко мне, пан…

— Штепанек, — подсказал полицейский.

Когда за ними закрылась дверь, Ярослав быстро прошел к матери, присел на край ее кровати и протянул бумагу, принесенную полицейским.

— Мамуся, ты не должна сердиться. Банк сам разыскивает меня, чтобы вручить сумму, о которой ты мне когда-то говорила.

— И ты возьмешь деньги? — тяжелым вздохом вырвалось из груди Анны.

— Да, мама, — твердо ответил Ярослав. — Я не поступлю, как Жан Мелье, не заморю себя голодом, чтобы после смерти, как он, оставить завещание, в котором объявляется война богу, королям, принцам и богачам. Свои деньги Калиновский награбил у рабочих. Я их возьму, чтобы вернуть тем, кому они принадлежат по праву. Да и мой отец тоже был рабочим. И его эксплуатировали, значит, и его доля есть в этой сумме. Она принадлежит нам, мама. Я повезу тебя лечиться. И кто знает, скольким людям спасут жизнь эти деньги. Чтобы твоя совесть была чиста, мамуся, я посоветуюсь с дядюшкой Ванеком. Он просил меня быть сегодня у Дворжака, на улице Паржич. Там собираются ткачи.

— Я никогда так не думала, — у Анны дрогнули губы. — Посоветуйся с дядюшкой Ванеком, сын… Помни, родной: твой отец, прежде чем решить какой-нибудь важный вопрос, обдумывал его всесторонне.

— Пожилые рабочие верят мне, спрашивают у меня советов. А моя мама никак не может привыкнуть к тому, что ее сын уже взрослый. Выпей, мамуся, лекарство. Вот тебе капли, вот таблетки, сейчас принесу воды…

В кухне, наливая воду, Ярослав сказал Барсу:

— Не горюй, дружок, прорвалась голодная блокада. И мамуся наша скоро встанет на ноги.

Барс, почувствовав, что у хозяина хорошее настроение, завилял хвостом и побежал вслед за Ярославом в комнату.

— Вижу, вижу, что ты пришел, Барс, — лаская собаку, сказала Анна.

Внимание растрогало собаку — она признательно лизнула хозяйке руку.

— Барс, ляг у дверей и стереги маму, — приказал Ярослав. — Я пошел, мамуся.

— Непременно надень пальто, слышишь? А то я знаю тебя — выскочишь в одном сюртуке. Не хватает, чтобы ты заболел, — заволновалась Анна.

— Хорошо, мамочка, надену.

— Нет, ты оденься и покажись мне.

— Ну, мамуся…

— К другим ты чуток, даже слишком, а вот к себе невнимательный, — с укором посмотрела на него мать. Заметив замешательство сына, она поняла его по-своему: — Ну, иди, иди.

Хотя дождь и прекратился, но тонкая рубашка плохо защищала Ярослава от пронизывающего холодного ветра. Студент почти пробежал три квартала до улицы Паржич. Очутившись во дворе многоэтажного дома, Ярослав мгновенье постоял около ворот, выжидая. Убедившись, что никто за ним не следит, он быстро пересек двор и спустился по каменной лестнице в темный коридор подвального помещения.

Когда на его стук открылась дверь, яркий электрический свет ослепил Ярослава.

— Смотри, Ванек, да он же совсем по-весеннему! Молодость, горячая кровь! — прогудел, вставая из-за стола навстречу Ярославу, Вацлав Дворжак.

Ванек вынул изо рта трубку и, добродушно улыбаясь, проговорил:

— Когда в кармане гуляет ветер, человеку иногда становится очень жарко.

Дворжак, его жена и дядюшка Ванек пили кофе. Больше в комнате никого не было.

— Ружена! Чашку горячего кофе нашему студенту! — снова прогудел Вацлав.

Ружена Дворжак, подав кофе, прошла за пеструю ситцевую занавеску, которая отгораживала от комнаты «кухню».

Ярослав присел за стол, накрытый белой скатертью, над которым висел большой бумажный оранжевый абажур, придавая уют комнате с постоянно сырыми стенами.

— Ты, сынок, свой гонор спрячь, — строго, по-отечески трогательно сказал доктор Ванек. — Видишь, до чего гордость довела. Последний сюртук продал. Вацлав третий месяц не может тебя убедить взять деньги. Держи, здесь шестьдесят крон. Бери без разговоров, — увидя смущение Ярослава, сказал доктор. — Я не какой-нибудь там эрцгерцог или банкир, не из своего кармана даю: это деньги из рабочей кассы. Когда тебя еще на свете не было, сынок, твой отец организовал нашу рабочую кассу. Он понимал, что она значит для рабочих людей. Бери, разбогатеешь — возвратишь.

— Дядюшка Ванек, я хотел с вами посоветоваться об одном деле…

Доктор вопросительно посмотрел на Ярослава. Тот молча протянул ему извещение Венского банка.

Ванек положил трубку, достал из нагрудного кармана коричневой вельветовой куртки очки, не спеша надел их и молча прочитал бумагу. Затем передал ее Дворжаку.

— Как быть, дядюшка Ванек, отказаться или взять?

— Почему ж нет? — усмехнулся Дворжак.

— А как ты, сынок, думаешь? — спросил доктор Ярослава, пристально глядя ему в глаза. — Или без денег сон крепче?

— Возьму.

— Правильно! — загудел Дворжак.

— Согласен! — подтвердил Ванек, снимая очки и снова беря трубку.

— У меня есть еще вопрос. Мама настаивает, чтобы я закончил университет. Здесь меня обратно не примут. Такое мнение обо мне создали, что даже ученики разбежались. Мама советует уехать во Львов. Там я смогу продолжать образование.

— Жаль, не хотелось бы с тобой расставаться. Но если нужно… А как справляется твой друг в университете?

— Костусь пользуется авторитетом. Стал душою кружка. Я его завтра же представлю вам, дядюшка Ванек.

— Хорошо, поезжай, сынок, рабочим людям нужны образованные учителя. Твой отец, где бы он ни был — в России, Галиции, у нас, в Чехии, всегда находил свое место, всегда был с рабочими. И ты не собьешься, найдешь верный путь.

— Спасибо, дядюшка Ванек. Хочу только попросить вас…

— О чем, сынок?

— Разрешите дядюшке Вацлаву принять от меня сто тысяч крон в рабочую кассу.

— Молодец, Ярослав! Закваска у тебя отцовская. Вацлав охотно примет от тебя деньги.

— Завтра я дам распоряжение «Акционгезельшафтсбанку» перевести половину денег в Прагу, а остальные — во Львов, там они тоже пригодятся в нашей борьбе.

— Первым делом, сыпок, надо мать поставить на ноги. Отвези ее в Карлсбад, как рекомендуют врачи. А осенью сможете переехать во Львов.