Златослава Каменкович - Его уже не ждали

— Поступай, сынок, как находишь нужным. Ой, да ты же голоден! — спохватилась Анна.

— Не вставай мама, я сам.

Ярослав подтянул кофейный столик к постели, застелил скатертью, принес из буфета и поставил посуду, вышел на кухню. Там он положил на блюдо жареного карпа, вынул из духовки грибы (любимое блюдо Ярослава, и Анна часто его готовила), взял сметану, прованское масло, лимон, и все это отнес на столик.

— Мама, я, вероятно, скоро увижу ее, — глаза сына сказали Анне больше, чем могли сказать слова.

— Да, сынок, мне бы очень хотелось познакомиться с Каринэ.

— Только бы она приехала до твоего отъезда в Карлсбад, — кровь прилила к щекам Ярослава. — После тебя, мама, она мне всех дороже…

— Я могу не ехать, подождать ее, — проговорила Анна, улыбаясь.

— В том-то и беда, что я не знаю, когда она будет здесь.

За ужином Ярослав снова вернулся к прерванному разговору.

— Второй человек, с которым меня познакомил Иван Сокол, когда-то работал на промысле Калиновского. Его фамилия — Стахур. Он мне с негодованием сказал; «Ваш отец, пан Калиновский, был жестоким эксплуататором, и рабочие его ненавидели!» Что я мог возразить? Даже неприязнь Стахура ко мне не сумел сгладить, назвать свою настоящую фамилию, сказать, что нет на свете человека, которого бы я ненавидел так, как Калиновского…

— Потерпи, дорогой, вот окончишь университет, и мы постараемся возвратить тебе настоящую фамилию.

— Скажи, мама, Ярослав — настоящее имя моего отца или псевдоним?

— Настоящее!

Ярослав, никогда в жизни не видевший отца, знал о нем лишь по рассказам матери и боготворил его. В представлении юноши отец был образцом чести, мужества, ума, доброты, красоты — всего самого лучшего, что есть в человеке.

Юноша поймал себя на мысли, что его отец, Ярослав Руденко, вероятно, походил на Кузьму Гая: большой, сильный, бесстрашный. Из рассказов матери он всегда представлял его молодым.

После ужина Ярослав сел за рояль. Взял несколько мажорных аккордов. Потом, положив руки на клавиши, повернулся к матери и спросил:

— «Прощание с родиной»?

— Да.

Под пальцами Ярослава инструмент послушно запел лирическую, полную грустного раздумья мелодию. Но вот в музыке послышался стон, жалоба и гневно зазвучал призыв к борьбе…

Как-то, проиграв «Прощание с родиной», Анна рассказала сыну, будто автор, польский революционер, написал музыку собственной кровью на стене камеры в ночь перед казнью. С тех пор, играя это произведение, Ярослав мысленно переносился в темницу, где томился узник.

…Ночь. Последние часы перед казнью. Узник не спит. Его обступили воспоминания, и среди них самые дорогие — воспоминания о родине, о матери, которая благословила сына на трудный путь борьбы. Нет, узнику не хочется расставаться с жизнью!.. Там, в родном Полесье, его ждет и не дождется старушка мать. Она не ведает, что, только первый луч солнца коснется решетки тюремного окна, в коридоре темницы застучат шаги палача, который накинет петлю на шею ее сыну… И кто еще может так надеяться и ждать, как мать? Мама, твои старенькие ноги будут семенить по росистой траве к Большому шляху, чтобы первой встретить почтальона и узнать, нет ли весточки от сына… И будто ничего не случилось с ним, солнце, как всегда, будет смеяться, лаская мир, лес будет петь свою песню, а жизнерадостная ватага мальчуганов будет беззаботно плескаться в реке. Не умереть! Жить! И узник свое сердце вкладывает в музыку… После его казни находят эту музыку, написанную кровью на стене…

Заметив, что мать задремала, Ярослав осторожно опустил крышку рояля и на цыпочках вышел. Он долго не мог уснуть, думая о завтрашней встрече с Гаем. Раскрыв том «Графа Монте-Кристо» и перелистав несколько страниц, прочел: «Фридрих Энгельс. Анти Дюринг». Так студент хранил нелегальную литературу, переплетая ее в обложки популярных романов.

На следующий день с лекции профессора Грушевского ушли четверо: Денис, Тарас, Стефан и Ярослав. Ян Шецкий в этот день почему-то не пришел в университет. Тарас даже сострил:

— Шецкий с Каролиной Арцимович заняты проблемой эмансипации женщин.

Стефан, недавно увлекавшийся студенткой Каролиной Арцимович, не ощутил в сердце ни ревности, ни сожаления по поводу того, что расчетливая, эгоистичная кокетка кружит теперь голову Яну Шецкому. Его неприятно поразило другое: ведь Шецкий обещал непременно пойти с товарищами, а теперь изменил слову.

На лесопильном заводе, близ вокзала, студентам ничего не удалось сделать. У ворот лесопилки они встретили знакомого носильщика досок, и тот предостерег студентов:

— С утра нелегкая принесла бароновского управителя. А с ним еще один панок, не иначе как с «орлом». Ходят, принюхиваются… Вы сегодня не заглядывайте туда, лучше заходите в бараки, когда стемнеет.

— Что ж, не все гладко получается, как хотелось бы, — огорчился Тарас. — Пан Авраам, предупредите, пожалуйста, людей, что мы вечером будем.

— Добре, — пообещал рабочий.

Прощаясь с товарищами около Большого костела, Ярослав предупредил, что сегодня вечером он занят и к рабочим в бараки пойти не сможет. Тарас не настаивал, потому что понимал: задержать Ярослава может только важное дело.

Время приближалось к семи. Ожидая своего гостя, Ярослав зажег лампу с широким зеленым абажуром, вставил ее в бронзовую подставку на письменном столе и вошел к матери.

Анна, как просил Ярослав, с утра не вставала и чувствовала себя гораздо лучше.

— Звонят, сынок. Наверно, твой гость.

— Пунктуален! — взглянув на часы, сказал Ярослав и поспешил в переднюю. Не спросив как обычно: «Кто там?», отворил дверь.

— Можно?

— Прошу, прошу.

— Я не один. Со мной ваш сосед.

— Пожалуйста, прошу.

В переднюю вошли Гай и белокурый, ясноглазый Гнат Мартынчук, которого светлая борода делала намного старше.

— Давайте шляпу, плащ, — ухаживал за Гаем Ярослав.

— Познакомьтесь, друже Ярослав, каменщик Гнат, один из наших лучших товарищей. Казначей рабочей кассы. — Затем представил студента: — Ярослав Калиновский, студент.

Каменщик и студент пожали друг другу руки.

— Прошу, — Ярослав провел гостей в свою комнату.

— Видите, как оно иногда бывает. Живете в одном доме, соседи, а до сих пор не поинтересовались друг другом. Ай, Гнат, Гнат! — усаживаясь на диване, пожурил Гай. — Про нашего молодого друга-студента распространяли самые нелепые слухи, а ты слушал, развесив уши, вместо того, чтобы дать отповедь.

— Был такой грех, — набивая табаком трубку, подтвердил Мартынчук. — Будто мою Катрю не знаете! Она первая и подхватила брехню аптекарши, мол новая соседка и ее сынок-студент — хитрые ростовщики. Теперь Катре самой совестно.

Ярослав вспомнил вчерашнее настроение матери и понял, что означали ее скупые слова: «Была одна неприятность».