Златослава Каменкович - Его уже не ждали

Его мысли прервал Гай.

— Легковерны, как дети. Какой-нибудь злой язык ляпнет нелепость, а другие повторяют. Что и говорить, немало неприятностей причинили здесь вашей маме.

В соседней комнате Анна невольно прислушивалась к разговору. «Так вот кто помог изменить отношение соседей ко мне!» Чем больше она вслушивалась в голос нового друга Ярослава, тем меньше доходил до ее сознания смысл его слов. Анна была поглощена чисто звуковым восприятием голоса: тембр, интонация, мягкость, теплота, проникновенность…

«Боже, какой знакомый голос!..» Сердце у нее колотилось. Необъяснимая тревога охватила ее.

Голос умолк. Теперь говорил сын… А этот немного простуженный — каменщика. Но третий… Вот он опять заговорил.

Теперь Анне показалось, что удары собственного сердца мешают ей слушать. Вдруг она вся встрепенулась: его голос!

Анна вскочила с постели, готовая броситься в соседнюю комнату, дрожащей рукой ухватилась за стол, чтобы не упасть. Обессиленная, села на кровать.

«Я больна… опять брежу…» — прошептала лихорадочно.

В соседней комнате продолжался тихий разговор.

— Мама сейчас больна.

— Тогда я вас попрошу, друже Ярослав, как только она почувствует себя лучше, познакомьте меня с ней.

— Мама будет рада с вами познакомиться, — уверенно сказал Ярослав. — Маме есть о чем рассказать. Она… — студент запнулся, потом продолжил: — Нет, лучше вы с ней встретитесь… Теперь о главном. Очень хорошо, что здесь присутствует казначей рабочей кассы. Как бы вам сказать? Хочу просить принять от меня в рабочую кассу пятьдесят тысяч гульденов.

Ярослав подошел к письменному столу, открыл ящик, достал десять пачек ассигнаций и положил перед Гаем.

— Деньги по праву принадлежат рабочим.

— Скажите, мой друже, вы с матерью советовались?

— Конечно!

— Я должен написать расписку? — спросил Гай.

— Нет, зачем же?

— Возьми, Гнат, зарегистрируй в кассовой книге как взнос от… — Гай вопросительно посмотрел на Ярослава, выжидая, какую фамилию тот назовет.

— От «Я. Р.», — ответил молодой человек.

— Правильно, так лучше. Не нужно, чтобы, кроме нас, кто-нибудь знал фамилию взносчика. Сумма крупная, и неприятность может быть не меньшей, — усмехнулся Гай, не вдумываясь в значение двух букв, которые означали: «Ярослав Руденко».

— Вот саквояж, положите туда деньги, — предложил студент Гнату Мартынчуку.

Гай встал и начал прощаться.

— Мне пора. Я прошу, пан Ярослав, передайте вашей матери благодарность за то, что она воспитала такого сына.

Ярослав смущенно молчал.

Гнат Мартынчук, успевший уложить в саквояж деньги, тоже встал и, прощаясь, сказал:

— Саквояж утром занесет мой Ромка.

— Пан Ярослав, кто же ухаживает за больной матерью?

— Мама слегла только вчера… Во Львове у пас нет никого из близких…

Гай многозначительно посмотрел на Гната Мартынчука.

— В этом дворе живут семьи рабочих. Вы не будете себя чувствовать одинокими. Доброй вам ночи, — и Гай крепко пожал руку Ярославу.

— Утром я пришлю к вашей маме Катрю, жену мою, она все сделает, что надо, — проговорил Гнат Мартынчук.

Проводив гостей, Ярослав вошел в комнату матери. Ему показалось, что она спит. Но мать раскрыла глаза и спросила:

— Твой новый знакомый — местный человек?

— Кажется, нет, — ответил Ярослав, силясь что-то припомнить. — Впрочем, я точно не знаю, мама.

— У него есть семья?

— Не знаю.

— Мне кажется, ты прав… Он действительно хороший человек.

— Выходит, ты не спала и все слышала?

— Сколько ему может быть лет?

— Лет сорок, не больше. Если бы не седые волосы, даже меньше можно дать. Но почему ты об этом спрашиваешь, мамуся?

Анна невольно опустила перед сыном глаза. Она чувствовала себя как-то неловко.

— Спокойной ночи, сын мой… — прошептала. — Иди уже, ложись отдыхать.

Но сама не сомкнула глаз до утра.

Закончив все свои дела, часов около десяти вечера Гай зашел к Остапу Мартынчуку. Заметив, как смутился старик, Гай понял: и на этот раз Остап не нашел в церковной книге записи, подтверждающей, что Анна венчалась в костеле Марии Снежной.

И действительно, старик развел руками и сказал:

— Видно, я тогда обознался…

— Чего ж вы приуныли, друже, будто недовольны, что ошиблись?

— Кому приятно, когда ошибаешься? — усмехнулся Остап, но глаза его остались серьезными.

«Анну надо искать в Праге, — решил Гай. После второй эмиграции из России он не успел связаться с пражскими товарищами. — Адрес Дворжака я помню… Напишу ему. Если с Вацлавом ничего не случилось, он узнает, где Анна».

ОТСУТСТВУЕТ ТЕКСТ

своих творцах. Я ей рассказывал об историке Садок Баронч. Он армянин по происхождению, родился в бедной семье в городе Станиславе. В своих монографиях Садок Баронч написал историю армян в Галиции и Польше. Как живой встает передо мной этот энергичный, талантливый армянин. Сперва он был учителем, затем студентом философского факультета. Но жестокая нужда бросила совсем молодого человека за глухие стены доминиканского монастыря. Проходят годы, однако могильный монастырский быт не отвлек его от цели. Во львовском монастыре он изучил философию, богословие, путешествует, пишет. Пишет о том, что народные памятники являются узлом, связывающим нас с нашим прошлым. Они обогащают наш ум и указывают путь к стойкости и прогрессу. Эти мертвые камни громко говорят о своих творцах, которым они обязаны видом и формой…

— Послушай, Андраник, а почему бы тебе не писать басни? — прервала его жена с затаенной насмешкой.

— К сожалению, природа лишила меня злости, — тяжело выдохнул профессор, негодуя на себя, что затеял этот разговор.

— И всякой догадливости природа тебя тоже лишила! — с той же супружеской бесцеремонностью почти крикнула коммерсантка. — Боже мой, ему и в голову не приходит, почему наша голубка рвется в Галицию!

— Для подозрения нет ни границ, ни правил, — овладев собой, с мягкой улыбкой отозвался муж. — Разве девочка не все объяснила в письме? Разве с ней не поедет Наргиз?

Жена бросила иронический взгляд, как бы говоря: «Да такого простофилю даже малое дитя обведет вокруг пальца…»

— Ах, вот оно что! — вдруг догадался профессор. — Ты думаешь… Ну, знаешь, тогда я действительно ничего не понимаю! Сама прожужжала мне уши: ах, господин Калиновский сказочно богат, ах, если бы они поженились… Признаюсь, Изабелла, может быть, один-единственный раз в жизни я вполне согласен с тобой: господин Калиновский, несмотря на свою молодость, деловой и порядочный человек. Он достоин…

— Ах, дело совсем не в нем, а в девчонке! — вскричала коммерсантка. — Надо же быть такой до ужаса скрытной… Хотя, она характером в тебя… Подумать только, не намекнула даже родной матери, что выбрала нам зятя. Вот дура! Неужели она думает, что мы ей помешаем? Да, хитра! Когда я намекала на Калиновского, она делала каменное лицо, мол, это ее совершенно не интересует… Нет, нет, Андраник, моя дочь не в тебя. И слава богу! Пусть она и не откровенна с нами, но знает цену деньгам. Ты должен молиться, нищий профессор, что я вовремя вырвала дочь из-под влияния бунтарей. Нет, я не жадная до денег, я не поскуплюсь… Сегодня же переведу на ее счет в мюнхенский банк крупную сумму. Ты не отрицаешь, что у твоей жены хороший вкус, но всегда ужасаешься моей расточительности: «Ах, ах, безрассудно швырять деньги на платья, шляпы, перчатки, духи!» А вот мой покойный папенька говорил: «Руб поставишь — два возьмешь!» Понял? Каринэ должна поехать в Галицию, одетая с царской пышностью. Ах, глупая, если бы она была с родителями более откровенна…