Александр Бек - Талант (Жизнь Бережкова)

Я и сам не заметил, как очутился возле своей мотоциклетки, стоявшей по-прежнему в передней. Может быть, все же попытаться? Ведь не мешает же мне нога бегать, носиться по улицам. Нет, как ни прилаживайся, а левая ступня не достает до подножки, лишена упора. А что, если… Что, если приподнять подножку? Или надставить небольшой брусок? Черт возьми, почему я раньше не додумался? Это же так просто.

Руки уже орудуют гаечным ключом, отверткой, молотком. Вот опора поднята. Сядем-ка, примеримся… Прекрасно. Обе ноги твердо упираются в подножки. В баке плещется горючее. Надо лишь вывести машину на волю, во двор, запустить двигатель и… Э, была не была — вперед!

И ваш покорный слуга, изобретатель, празднующий открытие необыкновенной мельницы, уже вылетает из ворот на своей мотоциклетке. Оглянуться бы, увидеть в окне Машу, наверное, и обрадованную и встревоженную одновременно, — нет, страшновато оторвать взгляд от мостовой.

Постепенно я прибавляю ходу. Свистит ветер. Ух, хорошо!.. Помните Гоголя: «Какой же русский не любит быстрой езды?»

Промчался через центр… Мимо Кремля, над которым уже почти четыре года развевается красный флаг. Вот Пречистенка, Садовая, Крымский мост, Калужская площадь. Началась окраина. Потянулся глухой длинный забор завода «Красный металлист». С одного взгляда заметно запустение: в фонарях крыш выбиты стекла, уцелевшие тусклы, загрязнены; кое-где под карнизами птицы свили гнезда. Среди многих труб завода лишь несколько дымятся; виден наконец действующий цех; блестят вымытые окна; блестят смоленые железные колонны корпуса.

Ого, и тут свежая вывеска! Над главными воротами красуется крупная надпись: «РСФСР. Государственный завод «Красный металлист». Рядом с вывеской — красное полотнище, на нем выведен призыв восстановить основу социализма — тяжелую промышленность.

А где же общежитие? Федя говорил: «Двухэтажный дом почти напротив заводских ворот». Наверное, этот… Стоп!

Вскоре я вторгся в комнату, где обитал Недоля. Скромная комната. На некоторых койках — одеяла серые, солдатские, на других — лоскутные, деревенские.

У стола сидели несколько молодых рабочих, слушавших газетную статью, которую кто-то читал вслух. Разглядев Федю, я помахал ему рукой. Чтение оборвалось. На меня вопросительно воззрились.

— Алексей Николаевич, здравствуйте, — сказал Недоля. И пояснил для всеобщего сведения: — Это товарищ Бережков… Который был моим командиром под Кронштадтом…

Этих слов было достаточно. Тотчас присутствующие заулыбались. Меня пригласили сесть, послушать статью Ленина. Но я повлек Федю в коридор.

— Федя, одевайся, едем!

— Куда?

— Ко мне, Федя! На оладьи!

— Какие оладьи, Алексей Николаевич?

— Мои! Из моей собственной муки.

— Ясно, не из чужой…

— Ты ничего не понимаешь! Я сам ее смолол. На своей мельнице.

— Как «на своей»?

— Да, Федя, на собственной. Я сегодня открыл мельницу.

— Алексей Николаевич, вы что-то не то говорите.

— То, именно то! Могу называть ее своей, если я изобрел ее?

— Конечно, можете.

— Она тебе, Феденька, адски понравится.

Чертя пальцем на стене, я поведал историю небывалых, поставленных вертикально, жерновов, сделанных из обыкновенного булыжника. Наконец Федя поверил. Поверил и восхитился.

— Здорово! Неужели так и мелет без отказа?

— Говорю же, едем на оладьи. Это моя первая мука. Кстати, Федя, я сегодня решился взобраться и на мотоциклетку. Она здесь, внизу…

— Мотоциклетка?!

— Пошли! Сядешь на багажник, и поедем. А дома потолкуем. Мельница, брат, это только так… Игра ума. База для дальнейшего! Эх, какая мастерская мне мерещится! Или, скажем, депо выдумок.

— Здорово! Только вам лучше всего поступить к нам на завод. Нам сейчас как раз не хватает таких… Таких, как вы.

— Нет, Федя, меня на службу не заманишь. Что ты так на меня глядишь? Ведь каждому свои путь. Я должен быть сам себе хозяином. Вольным изобретателем. Слышал такое: вольный художник? Тот, кому дороже всего свобода. Лучше, Федя, ты переходи ко мне работать. В депо выдумок. Построим потрясающий автомобиль, который мы с тобой придумали…

Федя потупился, отрицательно повел головой.

— Чего ты? Не согласен?.. Иди, одевайся. Потолкуем за оладьями.

— Мне не хочется оладий…

— Ну, что ты куксишься?

— Я не люблю оладий, — упрямо сказал он.

Он не стал объяснять, не решился поучать меня. Застенчивый, деликатный Федя стоял, переминался с ноги на ногу, но когда я сделал попытку вновь заглянуть в комнату, он решительно заслонил дверь. Ему теперь не хотелось, чтобы товарищи по общежитию видели его бывшего командира.

Так и пришлось мне вернуться в одиночестве домой.

На следующий день на мельницу пришли три или четыре женщины с мешками. Я с деловым видом принимал зерно, взвешивал, молол, выдавал муку. За помол я получал по четыре фунта муки с пуда. В этот день мне досталось около двадцати фунтов. Ночевать я опять пришел домой. Уплетая оладьи, я заверял Машу, что недалек день, когда вокруг нашего стола соберутся друзья и все будут удивляться, поздравлять меня с удачей.

Отправившись к особнячку утром — это было утро третьего дня моей мельницы, — я еще издали увидел нечто потрясающее. У мельницы выстроилась колоссальнейшая очередь. У самого дома люди сбились толпой. Там стоял крик, конная милиция оттесняла толпу и наводила порядок. (Тут над диваном вскинулась, словно сигнал, нога в коричневой штанине. «Конная?» иронически переспросил Ганьшин. «Ну, пускай пешая», — уступил Бережков.) Подняв над головой ключ от мельницы, я протискивался через толпу, крича во все горло, что я мельник.

В особнячок со мной вошли представители милиции. Мне было предложено предъявить документы, свидетельствующие о моих правах на мельницу. Что я мог предъявить? Милиция приступила к составлению протокола. Мне вменялось в вину беспатентное занятие промышленностью и торговлей, а также нарушение общественной тишины и порядка.

— Гражданин Бережков, подпишите протокол.

— А что же будет дальше? — спросил я.

— Мельницу мы опечатаем. Печати снимем, когда внесете штраф и все оформите.

— Какой же штраф?

Была названа сумма, превышающая в данный момент все мои возможности. Вот если бы мне разрешили продолжать молоть, располагать выручкой… Нет, об этом милиция не хотела и слышать. Сперва, гражданин Бережков, внесите штраф, потом будем разговаривать. Тяжело вздохнув, я подписал протокол.

В эту минуту дверь особнячка распахнулась. Нежданно-негаданно предстал Подрайский. До сих пор не понимаю, как сумел этот гроссмейстер черной магии выбрать столь подходящую минуту для появления, как ухитрился протолкаться сквозь толпу, осаждающую дом, и обойти милицию, которая никого на мельницу не пропускала. Несколько помятый в давке, без двух-трех пуговиц на пальто, видимо только что оборванных, но все же представительный, розовый, улыбающийся, он напомнил мне прежнего Подрайского, владельца таинственной лаборатории. Пожалуй, и усики начнет отпускать.