Николай Почивалин - Летят наши годы

Разумеется, все эти мысли являлись при случае, под настроение; носиться со своими обидами постоянно Валентин не мог хотя бы потому, что был для этого слишком общительным и деятельным, да и жизнь брала свое. А в жизни почти всегда огорчения чередуются с радостями, и чем ощутительнее первые, тем значительнее представляются вторые: отсветы их озаряют нас, людей, едва ли не до последнего вздоха…

Весной в комнате Кочиных появился новый жилец — крохотная, черноглазая, как и Наташа, Татьянка. Пухлым розовым пальчиком трехлетняя Наташа трогала, любопытствуя, розовое барахтающееся тельце и внушительно говорила: «Сестра»… От старшей маленькая отличалась удивительно ровным, спокойным характером. В положенное время она смешно кряхтела, — это означало, что надо менять пеленку, ровно через три часа, как исправный будильник, коротко попискивала — давайте есть. Все остальное время, к досаде Наташи, сестренка спала, наливалась, как яблочко, и, наверное, поэтому Валентин остался убежденным в том, что никаких особых хлопот маленькие не доставляют. Отличавшаяся в этом возрасте более агрессивными повадками Наташа росла без него.

Незадолго до первого сентября Кочина вызвали в городской отдел народного образования.

Припадая на костыль, пожилая женщина с лохматыми мужскими бровями и седыми усиками ходила по кабинету, басом выговаривала:

— Не обязательно и Михаила Сергеича беспокоить надо было. Зашли бы сами. Что ж мы тут — не люди? Не понимаем?

Валентину предложили работать в семилетке преподавателем физкультуры, и он готов был расцеловать эту мужеподобную чудесную женщину.

— Света, я — в школе! — с торжествующим криком ворвался Валентин домой.

Не отнимая от полной груди дочку, Светлана поцеловала мужа, глаза ее сияли. Нет, рано или поздно, но обязательно в жизни все налаживается; для нее в этом «все» исполнение желания мужа было едва ли не самым главным.

Теперь Валентин ходил в синем спортивном костюме с широкой белой полосой на груди. Приучая ребят к спорту, он сам начал заниматься гимнастикой и легкой атлетикой, снова почувствовал себя по-армейски собранным, энергичным. Подтянувшись не только внешне, но и внутренне, Валентин, если так можно сказать о двадцатишестилетнем человеке, помолодел.

Он жадно впитывал в себя всю атмосферу школьной жизни. Вместо производственных совещаний, на которых шла речь об осточертевших ему стельках и подметках, Валентин ходил теперь на заседания педсовета; время занятий четко определялось звонками; с гибкими и проворными, как обезьянки, ребятишками заниматься физкультурой было одно удовольствие. Особенно же доволен Валентин бывал в те редкие дни, когда старая преподавательница математики прихварывала, и завуч, убедившись однажды в равноценности замены, спрашивал:

— Валентин Алексеевич, арифметику в пятом не проведете?

Промелькнула снежная теплая зима. В апреле Татьянке исполнился год, день рождения пришелся на субботу, и Кочины пригласили нескольких своих знакомых.

Гости разошлись поздно. Во втором часу ночи Светлана домывала на кухне посуду, Валентин, поджидая ее, сидел тут же, курил. В открытое окно доносились приглушенные теплым вешним воздухом паровозные гудки, полоснула во дворе светом фар запоздалая машина.

— Кто-то приехал, — машинально отметил Валентин.

Стучали к ним — настойчиво, уверенно, не считаясь с поздним часом.

Валентин открыл, и невольно отступил назад.

В дверях стоял офицер в кожаном пальто и в фуражке с голубым верхом. За ним виднелись еще несколько человек.

— Кочин? — спросил офицер, тесня Валентина в глубь коридора.

— Кочин, — бледнея, подтвердил Валентин. — А в чем дело?

Коридорчик заполнился, замок в дверях звонко щелкнул.

— Вот ордер, ознакомьтесь, — коротко сказал офицер, показывая какой-то листок.

В глаза бросились напечатанное типографским способом короткое слово «ордер» и крупно вписанная в машинописный текст девичья фамилия жены. Обыск.

— Что случилось, Валя? — удивленно спросила Светлана, выглянув из кухни с полотенцем в руках, и кротко вздохнула. Понятно, один раз она уже все это видела…

— Проходите, — очень спокойно сказала она, открыв дверь в комнату. — Только бога ради тише: дети спят.

Трое, вслед за Кочиным, вошли в комнату, четвертый остался в коридоре — на тот случай, если проснутся соседи. Так оно и получилось. Из смежной комнаты, ойкнув и испуганно запахивая полы коротенького халата, выглянула босоногая молодая женщина. Младший лейтенант непозволительно подмигнул ей и тут же, напустив на себя строгость, порекомендовал:

— Спите, гражданочка, вас не касается…

У Кочина меж тем производили обыск. Зачем-то отодвинули стол, лежавшая на скатерти целлулоидная кукла-голышка упала, сухо хрустнула под чьим-то сапогом.

— Попрошу аккуратнее, — сдержанно сказала Светлана, и Валентин поразился ее выдержке. Чем явственнее поднимался в нем нервный озноб, заставляя моментами стискивать зубы, тем спокойнее, кажется, становилась Светлана.

Поправив на детях сбившееся одеяло, — никто, кажется, не слышал ее короткого приглушенного стона, когда она склонилась над ними, — Светлана безучастно смотрела, как чужие руки обшаривали комнату. Отрешенными пустыми глазами следил за обыском и Валентин, разум и сердце отказались понимать то, что он видел.

Сержант подал майору плотную пачку конвертов, перетянутых резинкой, Светлана порывисто подалась вперед.

— Не трогайте! Это письма мужа. С фронта!

— Окажутся не нужными, вернем! — пообещал майор, засовывая письма в планшетку. — Одевайтесь.

— Куда? — едва не закричал Валентин, сорвавшись со стула и заслоняя собой Светлану. — А дети?!

— Дети спят, не кричите, — остановил майор. — Вы невнимательно прочли ордер. Там сказано — на обыск и арест..

— Слушай, майор! — горячо сказал Валентин, ему вдруг показалось, что с его глаз слетела пелена. — Все это бред! Я такой же офицер, как и ты! Коммунист. Ни в чем она не виновата. Нужно же разобраться!..

— Я выполняю приказ. — В непроницаемых, как стена, глазах майора на секунду мелькнуло или замешательство или простое человеческое участие. — Пойдемте, гражданка.

— Что взять с собой? — спросила Светлана.

— Ничего. Пусть муж зайдет утром, справится. Если что нужно — скажут.

— Завтра выходной, — очень глупо, снова перестав что-либо понимать, сказал Валентин.

— Мы работаем без выходных, — ответил майор, и было непонятно, насмешливо или грустно усмехнулся он.

— Не волнуйся, Валя, слышишь? — успокаивала Светлана. — Разберутся, отпустят, никакой вины за мной нет. Наташке скажи, что я поехала куда-нибудь. Татьянке утром свари кашу…