Евгений Евтушенко - Ардабиола (сборник)

— Ишь, ты… Американец, а рисует.

К картине подбежали молодые подвыпившие летчики, спешившие в Сайгон, с малярными кистями, ведрами и стали замазывать картину известью.

Девочка Сэма, еле держа огромную, как отбойный молоток, помаду, стала выводить ею поверх бывшей картины номер своего телефона.

Священник с черным от копоти лицом пикировал на «Аризону» в японском бомбардировщике, а японец выполз из воды со своим саквояжем, достал из него вместо саке библию и стал читать, беззвучно шевеля губами. Гривс перегнулся через плечо японца и увидел, что на страницах библии было крупными буквами выведено: «Мы стараемся сильнее… Мы стараемся сильнее…» — и ничего больше.

Рядом другой Гривс лежал мертвый с наколкой «Джим любит Нэнси» на руке, обнимающей сержанта, а его худенькая мать в бигуди, накрученных на жидкие седые волосы, равномерно делала приседания с гантелями в руках.

Гривсу стало страшно.

Гривс встряхнул головой, стараясь избавиться от лезущей чертовщины, и увидел, что находится перед знакомым ему полинезийским баром, совершенно неизменившимся.

Из бара вышел рослый моряк, обнимая девчонку и шикарно подметая асфальт клешами.

— Билл! — закричал Гривс, бросаясь к нему.

— Вы, кажется, перехватили, сэр! — добродушно сказал моряк.

Гривс зашел в бар, охваченный каким-то странным предчувствием.

Деревянные идолы со скрещенными на груди руками равнодушно взглянули на него, не узнавая.

У стойки бара Гривс увидел на металлическом полукружье маленькую ногу с серебряной цепочкой. Правда, не было родинки, но на лице шевелились и вздрагивали такие же огромные глаза. В черных волосах так же пронзительно белел тропический цветок.

— Здравствуй… — подошел Гривс к девушке. — Ты ждала меня?

— Да, сэр, — ответила она.

— Ты совершенно не изменилась, — сказал Гривс. — А ведь прошло двадцать пять лет. Только куда ты спрятала свою родинку?

Девушка привыкла ко всему и ничему не удивлялась.

— Ты спрятала ее до моего возвращения? — ласково улыбнулся Гривс. — А потом ты достанешь ее и положишь на прежнее место. Хорошо?

— Да, сэр.

— Пойдем отсюда, — сказал Гривс, беря ее за руку. — Тот пароход все еще ждет нас. Хорошо?

— Да, сэр, — покорно ответила девушка.

— Сними, пожалуйста, туфли, — сказал Гривс, когда они пришли на пустынный ночной пляж. — Я хочу, чтобы все было как тогда.

— Может быть, мы лучше пойдем в отель, сэр? Здесь бывает полиция, — сказала девушка.

— Нет, нет! Здесь лучше. Разве ты не помнишь? — счастливо улыбаясь, сказал Гривс. — Почему же ты не снимаешь туфли?

Девушка сняла туфли, и серебряная цепочка на щиколотке то ныряла в песок, то выныривала из него, поблескивая в лунном свете. Рядом вздыхал и ворочался океан, пересыпанный звездами. Вдали медленно плыл, словно хрустальный башмачок, крошечный светящийся пароход.

Они легли на песок около сваленных в кучу облупленных серф-бордов — досок для балансирования на воде.

— Когда мы были здесь первый раз, еще не придумали серф-бордов, — сказал Гривс.

«Черт его знает, может быть, я действительно с ним когда-то здесь была, — подумала девушка. — Но мне кажется, что серф-борды были всегда».

Однако она ответила:

— Да, сэр, тогда еще не было серф-бордов. — Исходя из своего опыта, она знала, что мужчинам лучше всего поддакивать. Особенно пьяным.

— Ты любишь меня? — спросил Гривс.

— Да, — ответила она.

Белая полоска зубов внутри ее чуть вывороченных губ медленно растворилась навстречу ему, и все вокруг исчезло, кроме теплой глубины ее рта и огромных глаз, казалось, растекшихся по всему ее лицу.

Потом Гривс держал ее руку в своей и невнятно говорил:

— Я тебя любил всю жизнь, понимаешь? Я простил, что ты обманула меня: ведь у тебя были мать и сестры, и их надо было кормить. Но сейчас ты возьмешь у меня денег, чтобы тебе не надо было обманывать меня снова. — Гривс вытащил толстую пачку долларов и стал запихивать ей в сумочку дрожащими руками.

Девушка испугалась. Она никогда не видела столько денег.

«Черт его знает, что за этим кроется! — мелькнуло в ее голове. — Мэри однажды накололась на фальшивомонетчика. А может быть, он из полиции?»

— Нет, нет, сэр… Мне не надо денег! — торопливо сказала она, вставая.

— Возьми, — просил Гривс.

— Нет, нет! — мотала она головой, пятясь.

— Но ты не уйдешь от меня? — хватал Гривс ее за руки.

— Я должна идти, сэр, — пыталась высвободиться девушка.

— Я провожу тебя, — не отставал Гривс.

— Не надо, сэр, — отстраняла его девушка, продолжая пятиться.

— Я тебя увижу завтра? Хочешь в восемь часов здесь, на пляже? И ты принесешь с собой родинку? Хорошо?

— Да, сэр… — сказала она, чтобы хоть как-нибудь отделаться от этого странного человека.

— А потом мы с тобой уедем, обязательно уедем. Куда-нибудь. Я разведусь и женюсь на тебе. Я хочу тебя рисовать. Быть может, я не совсем разучился. Мы не станем с тобой расставаться всю жизнь. Конечно, я постарел за эти двадцать пять лет, а ты осталась такой же, как и была, и тебе будет трудно со мной, но ты только люби меня, и я тоже тогда снова буду молодым… — задыхаясь, бессвязно бормотал Гривс.

Девушка вырвалась и убежала вверх по той же самой каменной лестнице. Гривс остался один.

Но внезапно из-под серф-бордов вылез Джим с бутылкой в руке и, постучав желтым обломанным ногтем по стеклу, мрачно сказал:

— Никому нельзя верить. Только бутылке…

— Неужели никому? — медленно спросил Гривс. По лунной серебряной дорожке, скача на волнах, скользил серф-борд. На нем, балансируя, стоял официант-китаец с морщинистым, как печеное яблоко, лицом, держа в руках поднос с маленькой ракетой, направленной в звездное небо.

— Лучше не стоит, сэр… — ласково покачал головой китаец.

В полосатом шезлонге сидела старуха-гаваянка и сосала большую шкиперскую трубку, прихлебывая французское шампанское.

— Верить? — раздалось из черного провала ее рта.

— Верить? — И драгоценное колье, точно такое же, как на почтенных леди из «Хилтона», затряслось от хихиканья над лохмотьями.

Гривс бросился за девушкой, но ее и след простыл.

Гривс шел по улицам, как лунатик, не замечая прохожих и машин. Он знал, куда ему надо было идти.

Крадучись, Гривс подошел к полинезийскому бару.

Нет, на этот раз он не вошел через парадную дверь. Гривс перепрыгнул через невысокую чугунную изгородь и оказался в саду, таинственно мерцавшем от лампочек, подсвечивавших листву снизу. Гривс подошел к распахнутому в сад окну бара и, медленно-медленно выдвигая голову из-за ветвей магнолии, заглянул в окно.

Вдали, за безучастным профилем деревянного идола, Гривс увидел серебряную цепочку на маленькой ноге. Девушка сидела за стойкой, и чья-то рука хозяйски гладила ее по спине.