Сергей Снегов - В глухом углу

— Но ведь после операции ей станет легче, правда?

Гречкин ответил, не поднимая век:

— Операция — это то самое, чего хотела ваша подруга — вытравление плода. Вопрос, какую цену она заплатит за это.

— Доктор… значит, вы считаете?..

— Да, — сказал Гречкин. — Мы сделаем все, что в наших силах, только не так уж велики наши силы.

Вышедшая Ольга Федоровна доложила, что больная переведена в отдельную палату.

— Иди к ней, — разрешил Гречкин в ответ на умоляющий взгляд Светланы. — Состояние ее такое, что я дал указание — пускать вас в любое время дня… и ночи.

Он помолчал, перед тем, как сказать «и ночи». Она поняла: Гречкин не верил, что Валя доживет до следующей ночи. Светлане показалось, что она вдруг может упасть. Она вошла в небольшую, очень светлую — в два окна — палату. На кровати лежала Валя, вокруг нее на подставках, на тумбочке и на полу громоздились разные приборы. Сестра, откинув одеяло, вонзила в ногу Вали иглу, соединявшуюся резиновой трубочкой со склянкой с жидкостью.

За те несколько часов, что она провела в больнице, Валя пугающе изменилась. Частое дыхание с хрипом вырывалось из горла, лицо опухло. На простыне бессильно раскидывались коричневые руки и ноги, на подушке отчеркивалось шафранное одутловатое лицо. Увидев Светлану, Валя пыталась приподняться. Сестра предупредила: «Больная, не шевелиться!» Ольга Федоровна положила руку ей на плечо, ласково уговаривала не двигаться.

— Можете присесть около, — сказала Ольга Федоровна. — Не давайте ей много разговаривать.

Сестра прикрыла Валю одеялом. Ольга Федоровна удалилась. Валя повернула к Светлане желтые, как лимон, глаза.

— Светочка, — сказала она, облизывая сухим языком губы, — ты на меня больше не сердишься?

— Не сержусь. Молчи. Тебе запрещено разговаривать.

Но возбуждение, ужаснувшее Светлану, еще не прошло. Валя старалась то приподняться, то повернуться и все говорила. Она вспомнила их размолвку, ей была так тяжела эта ссора, теперь они уже никогда не поссорятся, просто чудесно, что они помирились, ради одного этого стоит немного поболеть. Светлана глотала слезы, они текли по щекам, она стирала их ладонью. Валя глядела на Светлану, не понимая, что та плачет, ее разговор походил на бред, слова становились неясными, чаще прерывались хрипами. Глаза ее замутились. Сестра приладила кислородную подушку. Желтая грудь Вали не поднималась и опускалась, а колыхалась, словно по ней пробегала рябь.

По-прежнему ее глаза были открыты, она упиралась ими в стену — без мысли и ощущения. Сестра взяла вторую подушку, соединенную с приборчиком, от него шла трубка с иглой, и ввела в бедро — кислород поступал прямо в ткани.

— Не спит. — Сестра вздохнула. — Заснула, может, полегчало бы.

Светлана держала в своей руке горячую руку Вали. Руку сотрясали частые слабые толчки, сердце продолжало гнать по телу кровь. Светлане становилось легче, кровь — это жизнь, пока слышится это слабенькое «тук, тук, тук», жизнь не погасить.

Вскоре Светлана заметила, что Валя глядит на нее спокойным, сознательным взглядом. Сестра принесла новую подушку с кислородом и пошла сдавать в лабораторию пробы. Светлана боялась, что Валя опять начнет ворочаться и говорить. Но ее прежнее возбуждение вдруг прекратилось. Валя лежала замкнутая и неподвижная.

— Светочка, — сказала она отчетливо, как говорят маленькие дети. — Мне плохо, Светочка.

Светлана заторопилась, оправляя одеяло и поглаживая руки Вали.

— Это скоро пройдет, Валечка, я не лгу, обязательно пройдет!

Слабая улыбка проступила на почерневших, с белым налетом по углам, губах Вали.

— Пройдет. Я умру!..

Неподвижная улыбка Вали походила на закоченевшую гримасу.

— Я умру, — повторила она так же отчетливо. — Он жил, Светочка. Он просил — не надо…

— Перестань! — закричала Светлана, вскакивая со стула. — Никто не жил, все это бред!

— На больную нельзя кричать! — заметила сестра, вошедшая с Ольгой Федоровной.

Сознание Вали снова замутилось. Сестра подвела под Валю грелку. Через некоторое время у Вали отсосали кровь и ввели новую.

— Еще кислород в тело, — приказала Ольга Федоровна.

— Вале хуже, правда? — спросила Светлана.

— Не лучше, во всяком случае, — ответила Ольга Федоровна. — Организм отравляется непрерывно выделяющимися ядами.

В расширенных неподвижных глазах Вали понемногу появлялась мысль. Светлана вскочила и отошла к двери. — Вы куда? — спросила сестра.

— Я скоро вернусь, — ответила Светлана.

Она сбежала вниз, схватила шубу и, одеваясь на ходу, выскочила наружу. Предрассветная улица была темна и пустынна. Каменный мороз ожег открытое лицо Светланы, свел ее пальцы. Она поискала рукавицы, их не было, вероятно, они выпали из кармана в вестибюле. Светлана не стала возвращаться обратно, а побежала быстрее. Она ворвалась в один из бараков, перебегала от комнаты к комнате, разглядывая номера, потом, не постучав, рванула дверь.

Дверь была не заперта, Светлана влетела в комнату. Две койки стояли вдоль стен, между койками сидел на корточках одетый Дмитрий, укладывая в раскрытый чемодан книги и белье. Он вскочил, с испугом взглянул на искаженное лицо Светланы.

— Убийца! — крикнула Светлана. — Валя умирает!

На улице появились прохожие, они оглядывались на бежавшего впереди Дмитрия и догонявшую его Светлану. Светлана вскочила в вестибюль, когда Дмитрий, схватив халат, скрывался в коридоре. Он сидел на той же скамейке, на которой Светлана пережидала операцию.

— Меня не пускают в палату, — проговорил он, задыхаясь. — Ради бога, что с ней! Я ничего не знаю, пойми!

— Думаю, все ты знаешь, — сказала Светлана. — Не притворяйся. Все такие, как ты, — последние трусы!

— Можешь думать, что угодно, только расскажи!

Светлана коротко передала ему события этой ночи.

Дмитрий опустил голову, руки его дрожали, дрожал голос.

— Как же это! — бормотал он. — Я же сегодня собирался улетать! Нет, зачем она сделала, даже не предупредила? А я и билет купил. Я же должен был улететь!

Светлана с отвращением глядела на его испуганное жалкое лицо. Еще никогда в жизни она так не ненавидела, до него она и не знала, что такое настоящая ненависть. Она шепнула побелевшими губами:

— Валя умрет… А ты будешь жить, ты, убийца!

Он поднял руку, защищаясь от слов, как от кулака.

— Не надо, Светлана!..

Из палаты вышел нахмуренный Гречкин. Долгую минуту врач неприязненно рассматривал опустившего голову Дмитрия.

— Значит, это вы? — сказал он. — Что ж, раз пришли — поговорим.

— Она будет жить? — прошептал Дмитрий. — Скажите одно, она будет жить?

Врач ответил после короткого молчания:

— Пока не знаю. Слишком грозное заболевание. Не так уж часто выживают люди в ее состоянии, а сейчас ей стало хуже…