Сергей Снегов - В полярной ночи

Лесин не знал, от какой беды его избавило внедрение электропрогрева. Дебрев, возвратившись с промплошадки домой, набросал рапорт в главк о снятии Лесина с должности и назначении следственной комиссии. Рапорт этот хода не получил: Дебрев ожидал отъезда Сильченко в Пустынное, чтобы действовать самостоятельно, а через несколько дней надобности в крутых мерах уже не было — положение на промплошадке быстро менялось к лучшему. И сам Лесин, окрыленный переломом, которого удалось добиться на строительстве, все меньше давал поводов для придирок. Дебрев с прежним недоверием присматривался к Лесину, но уже не устраивал ему публичных скандалов. Для себя он сделал вывод, вполне соответствующий его собственной природе: «Всыпали тебе — сразу перестроился! Вот он, язык, который ты понимаешь, — крепкая дубинка». Успокоенный этим выводом, утвердившись в мысли, что именно так и следует обращаться с подчиненными, он все реже наведывался на промплошадку. В центре его внимания теперь стояла энергоплощадка — строительство ТЭЦ.

Положение на ТЭЦ из частной неудачи одной строительной конторы давно уже превратилось в общую беду всего строительства в Ленинске. Отставание здесь множилось на отставание, прорывы перерастали в провалы — неслыханной крепости монолитная скала сопротивлялась всем ухищрениям людей. Не было дня, чтобы Дебрев не приезжал на энергоплощадку. Он бродил от котлована к котловану, от разреза к разрезу, вмешивался в распоряжения мастеров и бригадиров, а потом тут же, в оперативной конторке Зеленского, открывал совещание, на которое созывались работники со всего комбината. Этих неожиданных совещаний — Дебрев устраивал их и ночью — все боялись, как чумы. Собственно, совещаний не было — собравшиеся выслушивали распоряжения главного инженера, а если пробовали возражать, их грубо обрывали. Хуже всего приходилось Зеленскому: Дебрев не мог забыть ему ошибки с неправильно заложенными шурфами. Все замечали, что Дебрев к Зеленскому относится хуже, чем к другим руководителям, он даже смотрел на него с недоброжелательством.

— Съест он тебя, Сашенька, — сформулировал положение Янсон. — Поверь, рано или поздно съест, скорее даже рано, чем поздно.

— Подавится, — пробормотал Зеленский. Он был озабочен и расстроен: разговор происходил после очередного разносного совещания, где строителям ТЭЦ особенно досталось. — Пока он еще не хозяин в комбинате. И я не Лесин, кричать на себя не позволю, пусть разговаривает как человек.

Дебрев и сам понимал, что Зеленский не Лесин, и старался соблюдать некоторые формы приличия, особенно после того, как Зеленский дерзко сказал ему при всех в ответ на какие-то нападки:

— Руганью делу не поможете, Валентин Павлович. Не верите нам — берите в руки молоток и сами становитесь в котлован, посмотрим, удастся ли вам исполнить свои собственные требования!

Дебрев этого тоже не мог забыть. Чем дальше шло дело, тем определеннее он думал, что корень всех бед на энергоплощадке — сам Зеленский. Этот, человек осмеливался огрызаться, многие приказы не выполнял, называя их нереальными, иногда прямо говорил: «Строительство я все же знаю, — очень прошу, дайте нам поступать по-своему!» И когда Дебрев отказывал ему в таком праве, Зеленский тут же жаловался Сильченко. А Сильченко обычно становился на его защиту. В такие минуты Дебрев с бешенством ощущал свое бессилие — он в самом деле не был хозяином в комбинате. И тогда он думал уже не о Зеленском и других непокорных работниках, а о самом главном — о том, что двум волчицам не жить в одном логове, а ему с Сильченко не поделить комбината. Он уже искал повод для рапорта в Москву с требованием выбирать: или он, или Сильченко. Он знал, что без подобного рапорта не обойтись: выполнение решения ГКО срывалось, за провал придется отвечать — и в первую очередь, конечно, Сильченко. А когда Сильченко уберут, начнется настоящая работа: все те, кого он защищает, все эти ленивые, равнодушные, преступно беспечные люди, узнают, что значит ходить под жесткой рукой. Пощады он никому не даст, нет, каждый должен будет до конца показать, чего он стоит.

Янсону, с которым он иногда делился своими сокровенными мыслями, Дебрев как-то сердито сказал:

— Зеленский у тебя, кажется, в дружках? Неважный дружок. Боюсь, всем нам достанется из-за него. Когда до Москвы дойдет наша обстановка, головы полетят.

Янсон сразу понял, на что намекает Дебрев. Он непринужденно ответил:

— Ну, все не слетят! А старику, конечно, не сносить головы, — он кивнул в сторону кабинета Сильченко.

Дебрев остался доволен, что мысли Янсона так близко совпадают с его собственными.

Сильченко хорошо знал о настроениях и планах Дебрева: тот не умел скрываться, до Сильченко доходили такие отзывы, как «либерал», «старый рохля», вероятно, были и более обидные. Всю вину за тяжелую обстановку, создавшуюся на строительстве, Дебрев взваливал на него, Сильченко, и вел отношения к окончательному разрыву.

Хуже всего было то, что об этих неладах все знали и уже старались играть на них, как это делал Зеленский: если Дебрев чего-нибудь не разрешал, шли к Сильченко. Коллектив распадался на две неравные и враждующие части — сторонников Сильченко и сторонников Дебрева. Последних было немного, но это были самые даровитые люди, лучшие инженеры комбината, такие, как Лешкович, Янсон, Телехов, Седюк. И Дебрев открыто благоволил им, немедленно соглашался со всем, чего они требовали, ставил их в исключительное положение перед другими. Допустить дальнейший распад коллектива Сильченко не мог, но не понимал, как прекратить искусственно раздуваемые между ним и Дебревым нелады. Он старался быть мягким со своим главным инженером, уступал ему во всех непринципиальных вопросах. Это было хуже, а не лучше.

— Не понимаю вас, Валентин Павлович, — говорил Сильченко, просматривая принесенный ему на подпись приказ с новыми выговорами Зеленскому и его прорабам, — чего вы от них хотите?

— Хочу, чтоб они выполняли свой график, — с вызовом отозвался Дебрев. — А вы разве не хотите этого, товарищ полковник? — И он добавил гневно: — Пусть никто, из них не надеется, что ему спустят хотя бы малейшую оплошность! Лично я не успокоюсь, пока они не научатся работать или пока их не прогонят ко всем чертям. И думаю, что вы сами это поймете — плохих работников надо гнать.

— Смотрите не пробросайтесь, — ответил Сильченко, нехотя подписывая неприятный приказ.

Эта мысль — гнать с энергоплощадки всех обанкротившихся руководителей — все более овладевала Дебревым. Он думал о ней в кабинете и дома. Понимая, что он натолкнется на сопротивление Сильченко, он деятельно готовил почву для задуманной крупной ссоры. В своей борьбе он собирался опереться на парторганизацию строительства. На энергоплощадке секретарем был недавно прилетевший Симонян, прораб южного участка. О Симоняне было известно, что он носится быстрее ветра, днюет и ночует на площадке и на каждом партсобрании неистово разносит всех руководителей за нерадивость, особенно достается Зеленскому. В своих планах Дебрев отводил Симоняну роль начальника строительства ТЭЦ вместо Зеленского. В одно из посещений энергоплощадки Дебрев поделился с Симоняном своими организационными проектами.