Анатолий Клещенко - Камень преткновения
- Название:Камень преткновения
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1966
- Город:Ленинград
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Анатолий Клещенко - Камень преткновения краткое содержание
В книгу Анатолия Клещенко вошли три повести: «Камень преткновения», «Распутица кончается в апреле» и «Когда расходится туман». А. Клещенко — писатель современной темы, его герои живут сегодняшними заботами, и судьбы героев, подчас драматичные, волнуют, заставляют думать о сложных процессах нашей общественной жизни.
Герои писателя — ученые, геологи — связаны с природой, ее хорошо чувствует и понимает сам автор. Реки и леса, тайга и тундра в повестях Клещенко не декорация, пейзаж как бы сливается с судьбой человека, помогая прояснить его характер.
Камень преткновения - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Выкарабкались, — просто сказал майор.
Петр Сергеевич попросил у него бумагу и чернила.
— Успеете! — последовал ответ. — Набирайтесь сил. Тогда Петр Сергеевич вымолил нужное ему у ночной санитарки. Капризное «рондо» брызгалось чернилами и рвало бумагу. Петр Сергеевич сочинял запрос: отправлены ли его докладные записки?
Не получив ответа, написал вторично.
Прождав неделю, потребовал, чтобы вызвали к прокурору, — он уже ходил по палате, строгий майор не запрещал этого. Но выходить из стационара майор запретил. Сказал:
— Рано. Успеете с прокурором.
Теперь Петр Сергеевич считал дни и писал, писал…
Его вызвали наконец.
— Садитесь, т о в а р и щ Бородин, — вежливо предложил ему стареющий, с выбритым до синевы подбородком полковник. — Садитесь, пожалуйста, — повторил он, показывая на глубокое кожаное кресло.
Полковнику надлежало рассказать политическому преступнику, бежавшему из заключения, о том, что не совсем уразумел сам, — о происшедшем за время, проведенное Петром Сергеевичем на койке стационара. Объяснить, что Петр Бородин не является беглым заключенным и не является политическим преступником. Оберегая от потрясения, больному не сообщали об этом.
Полковник был солдатом. Он привык подчиняться, выполнять приказы и отдавать приказания. Сегодня казенного языка приказов ему не хватало, а тугой ворот кителя сжимал горло. Но за четкими фразами циркуляра легче прятать собственную растерянность:
«…Постановление Особого Совещания при МГБ СССР отменено, а дело производством прекращено за отсутствием состава преступления».
Подав документ Петру Сергеевичу для прочтения, полковник ожидал бурной вспышки радости, потом справедливого гнева. Приготовился выслушать много горьких и несправедливых слов в свой адрес. Он понимал, что форма делала его ответственным за преступления других в глазах сидящего перед ним человека.
Но Петр Сергеевич не выразил ни гнева, ни радости.
Он растерялся. То, что ему сказали, не укладывалось в рамки возможного, хотя где-то в подсознании всегда жила мысль об этом, но жила как невозможное, как сказка. И оттого, что он верил в нее, — убеждал себя, что взрослому человеку смешно верить в сказки. Он упрямо приучал свое сердце именно к невозможности подобного и, когда это случилось вдруг, понял, что иначе не могло и быть и он всегда знал это, только берег от посягательств отчаяния. Страстно желая крикнуть полковнику и себе: «Вот, я же всегда говорил!» — и не имея права крикнуть такое, Петр Сергеевич, уже набравший в грудь воздуха для этого выкрика, неожиданно для себя спросил:
— Скажите… вы переслали в Разведуправление мою докладную?
Он не знал, отчего спросил именно об этом, так невпопад, некстати. Сердце его рвалось петь, и кричать, и плакать одновременно. И Петр Сергеевич бессознательно поступил с ним, как поступил бы музыкант с взбесившимся инструментом — прихлопнул струны ладонью.
Постукивая авторучкой по краю стола, удивленный полковник обдумывал ответ. Пожалуй, он не имел права объяснять, почему не знает ничего о докладной в Разведуправление. Перестановка кадров внутри министерства не касается посторонних. Зачем сообщать геологу Бородину, что его собеседник очень недавно пришел в этот кабинет и вряд ли бы пришел когда-нибудь, не вмешайся партия в судьбу таких, как Петр Сергеевич?
— Сейчас я узнаю.
Покамест в телефонную трубку диктовались распоряжения, геолог думал только о том, чтобы не давать воли сердцу. Заставлял себя казаться человеком, принявшим невероятное сообщение как должное, совершенно закономерное.
Заныл зуммер.
— Докладные записки подшиты к вашему делу, — опуская на рычаг трубку, сказали Петру Сергеевичу.
— Не отправлены… до сих пор?
— Дорогой товарищ Бородин! — развел руками полковник, считая, что геолог еще не осознал перемены в своем положении. — Теперь вы сможете заниматься всем этим сами. Вам, как говорится, и карты в руки, поймите…
Очень многое надо было понять Петру Сергеевичу, очень… Но понимать это многое следовало наедине, без посторонних. Следовало как можно скорее остаться с глазу на глаз с самим собой. В данный момент, когда голова шла кругом, он мог понять одно — самое простое.
— Я понимаю! — Он медленно поднимался с кресла. — Понимаю, что спешное, государственной важности дело лежит под сукном. Да, под сукном, когда каждый день так дорог! Знаете, это… это…
Полковник обиженно смотрел на него, собираясь сказать, что и они занимались важным государственным делом; освобождение Петра Сергеевича — тоже результат этого дела. Но геолог встал и, протягивая дрогнувшую руку к простой белой бумажке, по которой прыгали над круглой печатью отпечатанные на обыкновенной машинке немногочисленные строчки, спросил:
— Я… могу взять это и… уйти?
На мгновение он опять усомнился в этой возможности.
— Конечно! Желаю вам…
Петр Сергеевич, как-то по-старомодному поклонясь, шагом учащегося ходить ребенка направился к двери. Затворяя ее, он не рассчитал своего усилия, и толстые молочные стекла задребезжали, а потом ныли долго и жалобно.
1958
РАСПУТИЦА КОНЧАЕТСЯ В АПРЕЛЕ

1
Девяносто шесть километров, ровно девяносто верст по прежнему счету. Старики хвастали, будто обыденкой успевали когда-то добрые ходоки в город на ярмарку. А нынче, казалось бы, на автомашине за день и обернуться можно, если у шофера в городе родни нету. Девяносто шесть километров — разве это расстояние теперь?
Но легли на пути реки да речонки. Важа, Лужня, Вижня. Мостов через них не наводят — стали бы мешать сплаву, а летом перебираться и бродком ладно. Беда, что слишком круты глинистые берега, осклизлы после дождей. Не только автомашине — хорошему коню иной раз не одолеть подъемов.
Исправную дорогу ни к чему строить. Куда? В лес? К трем затерянным в лесу деревушкам? В вёдро леспромхозовский ГАЗ-53 при нужде пробирается в Сашково. А до Сашкова от самой дальней деревеньки, Чарыни, рукой подать — десяти километров не будет.
Еще дальше — в трех километрах — леспромхоз начал разработку нового участка. Выстроили общежитие, конный двор, баню.
За ними — лес.
Здесь обрывается дорога.
Пасеки — рабочие наделы новой лесосеки — начинаются у реки, возле присадистого конного двора, крытого белой, в неподсохших смоляных слезах, дранкой.
Скудные лесные травы упали по велению осени, пни стали казаться выше. Ржавые листья, издалека принесенные ветром, не укрыли черных проплешин, оставленных кострами, где лесорубы сжигали сучья. Не искры, а редкие ягоды вспыхивают в коричневом брусничнике. От леса остались пни, да брусничник, да хилые кустарники кое-где. Старый ельник, что заслонял им солнечный свет, скатан в аккуратные штабеля на берегу.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: