Анатолий Клещенко - Камень преткновения

Встретила Вера Николаевна — все остальные с утра в тайге, а на нее возложили речной участок и хозяйственные заботы: прямо-таки забавная манера быть внимательными к женщине, как будто ей семьдесят лет и она передвигается с палочкой!

— Кстати, кто это там приехал, Геннадий?

— Наш начальник. Обещает послать меня учиться в Москву, Вера Николаевна!

— Правда? Так это же чудесно, Геннадий! Все наши будут в восторге. Конечно, вам совершенно необходимо переменить обстановку! Если бы вы знали, как я за вас рада!..

Генке казалось, что Вера Николаевна затанцует, захлопает в ладоши, и он обиделся за никчемные, не выражающие его собственных чувств слова. Помявшись в дверях и спросив ради приличия, нужна ли какая-нибудь помощь, он ушел, очень недовольный собой. Зря разоткровенничался: Вера Николаевна расскажет все Эле, теперь не удастся удивить, огорошить девушку радостной новостью…

— Меня Мыльников в Москву посылает учиться, — сообщил он дома, уже без расчетов на восторги и рукоплескания.

Мать посмотрела испуганными глазами:

— Нешто в Красноярск нельзя? В этакую-то даль, ос-споди!.. Ты бы начальника попросил ладом, что ли?

— Ладом и просил, — усмехнулся Генка материнской простоте, тому, что считала сына обиженным.

Матвей Федорович недовольно покачал головой.

— Вовсе оторвешься от дому. Ноне и то за постояльца живешь, вроде не отцу с матерью зимовать тут, а чужому кому. У людей рыбы уже полно, дров, насчет мяса смекают.

— Дрова, батя, и у нас есть. В леспромхозе «Дружбу» попрошу на день — живо на швырок порежу.

— Дрова жрать не станешь…

Генка вздохнул. Не веря в свои слова, пообещал очень неопределенно:

— Сделаем что-нибудь, обожди…

И подумал, что, не будь здесь Петра, порыбачил бы напоследок, не для себя тем более. Но теперь, осудив Петра, он не имел права рыбачить самоловами. Да и не хотелось ими рыбачить, как не хочется пачкать руки. Конечно, грязь не пристанет, отмоется, а все же…

— Начальство уедет — возьму у Сергея Сергеевича спиннинг, пойду на Ухоронгу за тайменем. Бочку или две утащу в заломы. От заломов приплавлю потом, когда воды прибавится.

— Ай красной рыбы в большой-то реке не стало?

— Ну ее! — решительно сказал Генка и на мгновение примолк, выдумывая оправдание. — Поймает рыбнадзор, характеристику такую дадут, что и в техникум не попадешь, не примут. Не стану из-за бочки рыбы ломать жизнь, как хочешь!.. Проживете!

На этот раз отец не стал возражать, посчитав Генкины объяснения уважительными. Занялся трубкой, вдруг начавшей тоненько посвистывать в зубах. Зато Мария Григорьевна, сдвинув на край стола посуду, вытирая передником клеенку, пожаловалась:

— Век жили — не боялись! До чего людей довели — рыбы изловить не моги! Ос-споди!..

— Давай неси уху знай! — прикрикнул Матвей Федорович.

Вчера отец с матерью, демонстрируя обиду на нерадивого сына, сделали три тони. Возле Дома, за травами. Поймали ведра два окуней да щук, но порвали в двух местах новый поплавень.

— Задевы, леший их знает, откуда появились. Не было вроде…

— Были, — сказал Генка. — Ты, батя, давно не плавал. У вторых трав речней забирать надо.

Отец посмотрел недобро, завесив глаза бровями, — мол, яйца курицу учить вздумали? — отхлебнул ухи и, швырнув ложку на стол, спросил:

— Соли, поди, в доме не стало?

И Генка решил, что, как только уйдет «Гидротехник», батя погонит в леспромхоз за спиртом. Можно было не сомневаться в этом.

Но пока что «Гидротехник» стоял у берега, и Генка, пообедав, отправился поболтать с командой. Прежний капитан катера недавно перешел на рейсовый теплоход, и капитаном стал штурман Мишка Власов, сохранив за собой и штурманские обязанности. Он был лет на пяток старше Генки, но звание обязывало вести себя степенно и беспорочно. Поэтому капитан, сидя на «щуке» запасного бакена, с чистой совестью распекал механика Кондрата Савельева, которому подходило к сорока. Кондрат отвечал вполголоса, опасливо поглядывая на катер. Поодаль, на остывающих уже камнях, лежал Петр Шкурихин, покуривая толстую «беломорину», которой его угостили, и от безделья сосредоточенно наблюдал за кольцами голубого дыма.

— Старый черт, если я расскажу твоей бабе? — спрашивал капитан Кондрата. — Ну, Кольке простительно, он же холостой. А ты? С кем ты связался? У тебя же дети, у рыжего черта!

— Ладно, Михаил! Хватит тебе, в самом деле, — уговаривал его механик, явно боявшийся не капитана, а Мыльникова: вдруг услышит?

— Опять Кондрат заложил лишку? — щелкнул себя по горлу Генка.

— Сволочь он, — сказал капитан. — Понимаешь, взяли на борт двух шалав, вот таких, ей-богу, — уничтожая Кондрата, он показал метр от земли. — До Стрелки. Расплакались, что с пассажирским не уехать, нет денег. Ну, они с Колькой в кубрике их и приголубили. Тьфу!

— А откуда девки? — заинтересованно спросил Петр.

— Да знаешь, из городов пакость навезли всякую — тунеядцев. Добрые разве позволят!

— Ладно, — примирительно махнул рукой Кондрат. — Брось! Сам понимаю, что пакость. По-глупому вышло.

— Пора ум наживать, — строго сказал капитан. — Не пачкаться.

— В леспромхоз четверых прислали, — вспомнил Генка. — Ребят. Тоже тунеядцы. Целый день магнитофон заводят. Деньги из дому получают, один — Гарри его зовут — сказал: «За моими предками пропасть невозможно!» Не ребята, а сопли в узких штанах. Потешные! Их там «глистами» дразнят.

— Им бы на сплотку — рамы набивать! — подмигнул Петр и захохотал, точно предложил что-то очень веселое.

— Сказал тоже! Там людей надо, чтобы не подкачали! Не девок в портках!

На палубе катера появилась худощавая женщина — повариха. Прошлепав босыми ногами на бак, спросила:

— Ужинать-то сегодня станете?

Шум запрыгавших по тропинке камушков заставил всех оглянуться.

С косогора, скользя на разъезженных подошвах бродней, спускался незнакомый Генке высокий парень, придерживая перекинутую за спину малокалиберку. С половины тропы его разнесло, оставшуюся часть спуска он вынужден был пробежать бегом и, чтобы остановиться, ухватился за рукав Кондрата.

— Черт! — выругался он, улыбаясь. — Подошвы до того накатались — ни с горы, ни в гору! Ругаете, наверное, меня, что долго?

Он спрашивал капитана, и Генка понял: охотинспектор.

О том же говорил и разлохмаченный конец металлического троса, высовывающийся из его рюкзака, придавленного к спине малокалиберкой. Конечно, это была петля.

— Наше дело телячье, — сказал Кондрат, — хоть год стоять будем, если…

— Точно, что зря сходил? — перебил капитан.

Инспектор снял винтовку и, направив ствол в сторону реки, вытащил обойму, а потом выщелкнул патрон из казенника. Патрон упал на песок возле ноги Петра, тот поднял его и протянул владельцу.