Сергей Снегов - Ветер с океана

Карнович с биноклем вышел на правое крыло мостика.

Это была подветренная сторона, нечто вроде мертвого пространства, уголок относительного спокойствия среди всеобщего беснования — ветер, разбиваясь о рубку и надстройки ботдека, в какой-то степени терял Мощь в этом крохотном уголке.

Закрепившись концом за поручни, Карнович пристроил к глазам бинокль. В оглушительно ревущей тьме была только белая вода, ничего, кроме ошалело несущейся, пенящейся, разъяренно белой воды. Волны догоняли и подбрасывали траулер, он взлетал вверх и падал вниз, даже сюда, на мостик, дошвыривались их пенные языки.

Когда траулер катился по склону волны, Карнович опускал бинокль, в яме между двумя валами высматривать было нечего. Чуть новая волна вздымала судно, Карнович хватался за бинокль. И в один из таких моментов — траулер вибрировал корпусом на гребне — Карнович увидел раздуваемый ветром огонь: от пламени отлетали, быстро погасая, красноватые язычки. Огонь пропал, когда «Бирюза» покатилась вниз, и вновь появился, когда траулер вскарабкался наверх. Ближе всего он походил на костер, и Карнович, приотворив дверь в рубку, прокричал:

— Впереди по курсу — сигнал бедствия! — И опять прихлопнул дверь.

А еще через несколько минут Карнович увидел слабенькие вспышки, искорки, прорезающие бурную тьму. Вспышки сливались в буквы, буквы складывались в слова, слова взывали о помощи. «Маш… за… ком… гот… пок… Окаж… пом..», читал Карнович, тут же расшифровывая светограмму: «Машина затоплена. Команда готовится покинуть судно. Окажите, помощь».

— Ракетницу! — завопил Карнович, врываясь в рубку, и увидел, что Краснов уже бежит к нему с ракетницей.

Одна ракета взвилась вверх, за ней другая, третья. Карнович снова вбежал в рубку. И старпом, и Шарутин тоже увидели призыв, переданный световым Морзе. Радист вызвал «Тунца». Карнович прокричал Березову, что видит гибнующее судно и что, похоже, это Доброхотов.

Он подбежал к локатору, всем лицом вдавился в раструб, на несколько минут замер. Пятнышко терпящего бедствие судна было не больше, чем в полумиле, но сближение шло не по обстановке медленно. Карнович оторвался от локатора, его заменил Шарутин — тот только кинул взгляд на развертку.

— Плохо, Леонтий! — пробасил штурман. — Они готовятся покинуть судно, а мы еле ползем. Раньше, чем за полчаса не подгребем.

Карнович опрометью кинулся б машинное отделение. Там были все механики. Потемкин не отрывал взгляда от счетчика оборотов. Стрелка стояла на красной аварийной черте.

— Да вы что, мертвые? Хода же нет! — закричал Карнович. — Очищайте скорее ваши чертовы танки!

— Танки опорожнены, облегчать судно дальше некуда, — сказал второй механик. — Все, что может дать машина, мы даем.

Потемкин, не поворачивая головы к капитану, молча показал на счетчик. Карнович рванул его за плечо.

— Не пробьемся! Буря же, человек ты или нет! Потемкин резким движением сорвал пломбу с ограничителя, таким же резким движением подвернул до конца регулятор числа оборотов. Разговаривая, он слегка заикался, а когда волновался, заикание становилось сильным.

— Ответственность… б-беру… на себя! — говорил он, морщась от того, что слова не даются — А теперь… иди!

Карнович побежал в салон. Там собралась свободная от срочных вахт команда. Все были в предохранительных поясах со страховочными концами, в спасательных нагрудниках. Степан ждал лишь команды выходить.

Капитан бегом возвратился в рубку. Траулер заметно усилил ход. Костер на верхней палубе гибнущего судна был уже хорошо виден. В бинокль можно было различить и Доброхотова с забинтованным лицом. Вокруг него теснился экипаж в спасательных поясах. Шлюпок на ботдеке не было, зато виднелись связки буев — ветер рвал их с креплений, швырял вверх, как воздушные шары на канатах. «Ладога» погрузилась кормой, лишь надстройки ее еще выступали на поверхность.

Карнович опять выбрался на подветренное крыло. Отсюда он прокричал в мегафон на «Ладогу», чтобы травили вожак на буях и сами спускались в воду по вожаку.

— Выберем вожак! Зайдем под ветер и выберем! — кричал он, повторяя крик, пока не убедился, что действуют, как он советует. На «Ладоге» матросы спешно привязывали буи к вожаку. Карнович стрелял ракетами, чтоб увидеть, что они делают — слабые прожекторы «Бирюзы» так далеко не брали.

Теперь осталось самое трудное — зайти на ветер от «Ладоги», выловить брошенный в море вожак на буях и, одного за другим, вытащить уцепившихся за него людей.

Чтобы зайти под ветер к «Ладоге», пришлось отдалиться. Шарутин не отрывался от штурвала. Рядом с Карновичем, перебежавшим на наветренную сторону мостика, встал Краснов. Капитан впился глазами в костер, пылавший на палубе гибнущего траулера, во время маневрирования это был единственный ориентир. Внезапно Карнович увидел, как огонь на «Ладоге» заметался, стал уменьшаться и тускнеть, словно бы закатываясь в темноту.

— Оверкиль! — с ужасом выкрикнул Краснов.

Карнович выстрелил ракету, за ней другую. В сиянии двух опускающихся, сыплющих искры факелов он увидел, как «Ладога» кренится на правый борт, тот самый, с которого Карнович намеревался подойти к ней. И еще он увидел, как с опрокидывающего траулера в бешеное море бросаются люди…

Пока работали помпы, вода прибывала сравнительно медленно. Судно жило, пока билось сердце его, главный двигатель. Надо было продлить минуты жизни. Но когда помпы запрессовало густой смесью воды и соли, вода стала быстро подниматься. На траулере прозвучала шлюпочная тревога. Шмыгов отослал всех наверх, а сам остался. Костя тоже убежал, но вскоре вернулся в спасательном нагруднике.

— Вон! Вон! — заорал Шмыгов, подталкивая парня к трапу.

Трясущийся моторист вырвался. Море, увиденное в иллюминаторе, ужаснуло его. Он твердил, громко плача, что уйдет только со стармехом, около него не так страшно. Шмыгов махнул рукой, сейчас было не до растерявшегося моториста. Стармех надеялся, что удастся поддержать ход, пока приблизится «Бирюза».

И Шмыгов работал, пока и главный двигатель не встал. Потерявшее ход судно разворачивало лагом к буре, сразу увеличилась и без того сильная качка. Потом качка стала уменьшаться, зато судно затряслось каждым шпангоутом и переборкой. И оно стало крениться на правый борт. Шмыгов рванул Костю за руку и прокричал:

— За мной! По аварийному трапу!

Он проворно полез по запасному лазу на верхнюю палубу. Крен увеличивался, ботдек стоял откосом, траулер валило, он уже не раскачивался вправо и влево на волне, а всем корпусом трясся, как гибнущее живое существо. Он уже не мог выпрямиться, даже когда волна проносилась. Люди, привязывавшие вожак к буям, бросались в пенную пучину. Доброхотов со сбитой повязкой на лице, с портфелем, висевшим на запястье, показывал, куда прыгать, кричал и подталкивал колеблющихся. Невдалеке то пропадала за спинами валов, то вновь возникала сверкающая палубными люстрами «Бирюза».