Юрий Платонычев - А дальше только океан

— Вот ведь как бывает, — задумчиво произнес пожилой мичман, обращаясь к матросам: — Двадцать лет прошло… Вас еще на свете не было! А какой след человек оставил?! До сих пор помнят и в пример ставят.

Пурга не отступает. Она уже не та, что в первые дни, но снег все валит и валит. Теперь он иногда садится мягко, бережно, щедро насыпая холмистые сугробы.

Павлов зашел к себе только в конце дня: вот-вот должны собраться его ближайшие помощники, а до них новый дежурный будет докладывать о смене. Называется это пятиминуткой. Прошла неделя, как он завел такой порядок, а польза от него уже чувствуется. На пятиминутках узнаешь, что за день наработали, чему радоваться, чему огорчаться, намечаешь, как толковее прожить завтрашний день. Так сказать, коллективный разум в натуре.

Сильно болит нога. Вчера вечером, выходя из КПП, не заметил ледяную стежку, накатанную матросами, поскользнулся, неудачно упал: подогнул стопу, здорово ушиб левую ногу — шапка отлетела в одну сторону, перчатки — в другую. Хорошо, что никто не видел, а то бы конфуз. Хотя мичман Щипа, дежурный но КПП, конечно же видел. Сперва он этак вежливо отвернулся, но, когда Павлов отряхнулся от снега, сразу подошел узнать, не требуется ли помощь.

«Хватит щеголять в балтийских туфельках. Завтра же перейду на сапоги!» — решил Павлов. Нога ноет, а в голову лезет все тот же вопрос: как в пургу подавать оружие? Что все-таки можно делать при таком урагане? Пока что в непогоду мы отсиживаемся в глухой обороне и способны что-то сделать только под крышей. Ну а если поступит неумолимый приказ и потребуется подавать оружие лодкам? Вот этими заботами и решил сегодня поделиться со своими помощниками Павлов.

— Давайте посоветуемся, — начал он с этого пятиминутку. — Слышите? Беснуется, окаянная!.. Так вот, как нам быть, если лодкам вот сейчас понадобится наше оружие?

Первым с легким недоумением откликнулся Городков:

— Пурга есть пурга! В редких случаях мы в такую погоду что-то делали. Приходилось поскорее уносить ноги. — Он развел руки в стороны и пригнул голову, как бы склоняясь перед стихией. — Да и что нам под силу в такую погодку?

— И все же?.. — Павлов придвинул лампу к краю стола, будто хотел лучше рассмотреть Городкова, явно смирившегося с обстоятельствами.

— А чего ради искать приключений? — Брови Рыбчевского привычно поползли к верхней отметке. — Зачем испытывать судьбу? Теперь лодки, слава богу, загружены нашим добром под завязку. А если кому понадобятся, пусть подождут солнышка.

— Действительно, — поднялся Малышев, — есть рогатки, которые не перепрыгнешь. В пургу не могут шевелиться краны, не могут ползать машины. Разве только гусеничные вездеходы?.. — добавил он раздумчиво. — Но что на них погрузишь?

Павлов подавил вздох и холодно проговорил:

— Спасибо за разъяснение. И все-таки нужно придумать, как шевелиться и ползать именно в пургу. В боевой обстановке не будут дожидаться солнышка и чистых дорожек.

Замолчали надолго. Похоже, все только и слушали надоевшую песню пурги.

— Однажды, — Ветров словно только очнулся, — офицер из верхнего штаба — не помню его фамилии — уже поднимал такой вопрос. И потом… — Замполит повернулся к Малышеву: — Василий Егорович, помните, прошлой осенью, вы тогда еще за главного оставались, адмирал настоятельно советовал к кому-то слетать, посмотреть, как там у них сделано…

— Летали. Смотрели. Нам такое не подходит.

— А вообще, согласен — с бездумьем пора кончать. — Ветров чуть повысил голос и, морщась, передернул плечом. — К большому сожалению и стыду, в том числе моему, никто таким вопросом из нас всерьез не занимался. Товарищ командир, сейчас вряд ли мы выскажем что-либо дельное. Нужно подумать, привлечь к этому других. Давайте послушаем офицеров, скажем, в четверг.

— Быть посему! — согласился Павлов. — Только надо настроить именно всех. Уверен, что выход найдем.

Первый толчок дан. Когда-то в училище командир курса говорил: «Шприц получили — теперь думайте!»

Павлов и сам все эти дни думал, перебирал и отвергал множество всяких вариантов. Побывал он у соседей и, к сожалению, убедился, что позаимствовать у них нечего. Тут нужно что-то другое, совсем другое. Но что?..

Полезные мысли, как часто бывает, приходят неожиданно. Уже засыпая, вспомнил прошлогоднюю заковырку на Балтике.

…Песчаный пляж, сосновый бор, в тени могучих сосен моряки готовят торпеды. На рейде корабль ждет оружия. Погодка — красота: в небе ни облачка, в море ни ветерка, раскинулось оно голубоватым шелком до самого горизонта, так и приглашает искупаться. Вдруг, откуда ни возьмись, тучка — маленькая, скромненькая, еле заметная. Вот она ближе, темнее, грознее — и сразу шквал! Засвистел ветер, хлынул дождь, наступила тьма-тьмущая. Корабль раскачивает и раскачивает, еще немного — ни о каких торпедах и речи быть не может. Как назло, вышел из строя автокран, грузить нечем, а подачу сорвать нельзя: двойка не только приготовителям, двойка кораблю! Что делать? Как быть?.. Хорошо — мир не без умных людей. Нашелся один мудрый мичман, надоумил перетащить торпеду волоком, прямо на железном листе, на котором ее готовили. Торпеду перетащили, работу не сорвали, да еще получили от начальника одобрение за находчивость.

И уже совсем засыпая, Павлов подумал: «Конечно, снег рыхлее песка, узкий лист наверняка застрянет. А что, если взять шире?.. Надо попробовать».

Утром, выйдя из дома, Павлов остановился от удивления: стыло мерцали звезды-колючки, торжественно величавились конусы сопок и всюду — ничем не потревоженная, глубокая тишина. С трудом верилось, что только вчера до самой поздней ночи все тут бушевало, стонало, валило с ног…

«Быстрее надо Велту вызывать. Ей здесь понравится. Да и как может не понравиться ей, художнице! Кстати, и обои подберет, а то у меня что-то не получается. — Павлов знает, что Велта любит сдержанные, мягкие тона, а старожилы советуют купить яркие, броские; да оно и понятно: вокруг сплошная белизна, и столько эта белизна держит в своем цепком плену… — Вот пусть сама и подберет!»

Валкой походкой приблизился Ветров, дальше они пошли вместе. Узкая дорога долго теснилась между сугробами, к которым то и дело приходилось прижиматься, пропуская встречные машины. Но вот тропинка вильнула к океану, Павлов и Ветров свернули на нее и зашагали по самому берегу. Берег был мерзлым, скользким, приходилось прыгать через камни, но океанский воздух куда приятней выхлопных газов.

Двери учебного класса были слегка приоткрыты, оттуда слышался возбужденный голос Рыбчевского: «Сани, они и есть сани!» Кроме Рыбчевского и Малышева Павлов увидел в классе еще Рогова и Винокурова. Офицеры стояли у доски, что-то доказывали друг другу.