Юрий Платонычев - А дальше только океан

— О чем спор? — поинтересовался Павлов, подходя к ним. Он заметил на доске два рисунка: на одном что-то вроде деревенских розвальней, только вместо полозьев — широченная плоскость; на другом — явно борт корабля и сверху какая-то стрела.

— Вон… — Рыбчевский иронично мотнул подбородком на доску. — Изобретатели! Не знают, что придумать: то ли колесо, то ли велосипед. Теперь за сани взялись.

Рогов слегка покраснел, на скулах у него забегали желваки. Он недобро взглянул на Рыбчевского.

Павлов внимательно рассматривал рисунки. Вдруг его как кольнуло: кажется, это как раз то, к чему мысленно он приближался все эти дни, но так и не додумал до конца. На широком основании, загнутом спереди как санный полоз, были изображены козлы с полукруглыми подушками — на них-то и можно было положить торпеду.

— Верная задумка! — воскликнул он, потирая руки. — Кто автор?

Рогов смущенно и настороженно, видимо из-за скептических шпилек Рыбчевского, пояснил:

— Сани мои, а как грузить на лодку — Винокуров придумал.

— И расчеты есть?

— Немного не закончил, потому и не захватил с собой…

— Старая песня! — опять насмешливо ввязался Рыбчевский. — В прошлом году он уже приносил такой «пейзаж» и тоже без расчетов. Николаенко тогда изобразил паровоз диковинной формы и утверждал, что он лучше действующих, только нельзя доказать это цифрами. — Рыбчевский деланно поглядывал то на Малышева, то на Винокурова, ожидая от них поддержки, но те оставались серьезными.

— Добре! — Павлов медленно двигал по доске указкой, обводя сани и останавливаясь около надписей. — Ну-ка, автор, срочно тащите ваши расчеты!

Рогов сорвался с места, а Винокуров стал рассказывать о своей задумке. Он предлагал ставить лодки прямо за плавдоком, с той стороны, где не дует ветер, и грузить торпеды доковскими стрелами.

— Лодки будут, — убеждал он, — как за каменной стеной! Ураганы им не помешают. А мощные лебедки доков заменят любые подвижные краны.

Предложение тоже представлялось Павлову дельным, и он решил при первой же возможности его проверить.

Вскоре появился запыхавшийся Рогов с таблицами под мышкой. Развешивая их на доске, он никак не мог отдышаться, потому суетился больше, чем нужно. Видно, лестницы и в самом деле крутые, особенно когда бежишь не вниз, а вверх!.. Рогов подробно остановился на замысловатой формуле, учитывающей, наверное, все обстоятельства, какие могут встретиться при перетаскивании тяжестей по снежной целине. Когда же стал водить указкой по цветастым кривым, означавшим, как глубоко тяжести могут зарываться в сугроб, и объяснил это зависимостью от веса, в его словах зазвучала скрытая гордость, а в глазах пробегали искорки превосходства.

— Так чего вы не закончили? — спросил Павлов.

— Не закончил график плотности снега при разных температурах. — Рогов укоризненно покосился на Рыбчевского. — Между прочим, эти расчеты были у меня и в прошлом году. Просто я тогда обиделся и забросил их подальше…

— Ну что же, теперь надо доделать этот график и в четверг рассказать всем офицерам, — заключил Павлов. — Могу добавить, опытный образец вашей волокуши мы обязательно испытаем.

Когда Рогов и Винокуров ушли, Павлов еще долго ходил у доски, помахивая указкой и недовольно хмурясь.

— Вениамин Ефимович, поняли свой промах? — В тоне его слышалась скорее какая-то неловкость, что приходится поучать взрослого человека.

— Понять-то понял, — после длинной паузы выдавил Рыбчевский, — но расчеты я видел все-таки впервые.

— Чего ж вы хотите? Если не верить, подсмеиваться, то кто перед вами душу раскроет? Так не бывает… Ладно, — тоже помедлив, закончил Павлов, — раз поняли — исправляйтесь, включайтесь в дело! Через неделю жду чертежи. А к концу месяца эти сани должны стоять у ворот мастерской. И вы, Василий Егорович, подключайтесь, — обернулся он к Малышеву. — Это чисто ваше хозяйство, вам и испытывать.

— Есть! — почти одновременно откликнулись офицеры — Рыбчевский сдержанно, опустив глаза, Малышев с охотой, даже радостно, словно и не он утверждал недавно, что такое невозможно.

Рейсовый самолет ожидался точно по расписанию, и дежурный позвонил, что машина ждет у проходной. «Успеть бы только… — заторопился Павлов, надевая шинель. — Еще в гастроном заскочить надо. Вернемся поздно — кафе будет закрыто…»

Газик всю дорогу мчался на пределе дозволенного, однако, когда подъехали к аэропорту, самолет уже приземлился. Цепочка пассажиров тянулась к вокзалу. Те, которые налегке, направлялись прямо к выходу, остальные — туда, где выдают багаж.

«А вот и Велта!..» Павлов увидел немного растерянное лицо и ускорил шаг. Велта перестала озираться и улыбнулась — заметила его, но продолжала идти спокойно, даже как-то независимо: не любит она показывать свои чувства на людях!

— Укачалась?

— Где-то в середине. К концу даже привыкла!

Ожидая багаж, они негромко разговаривали. Велта удивленно поглядывала на ярко освещенные окна, на вереницы автобусов, на нарядный киоск «Союзпечать» с красочными открытками, журналами, набором всевозможных ручек. Все было точно как в Риге, в Таллине или в Москве. Только небо было другим — очень высоким, прозрачным и звездным. Такое небо она видела на юге, а здесь отчего оно такое?.. Это было неожиданно и приятно.

Невдалеке стояла женщина с мальчиком лет пяти-шести. Мальчик капризничал, дергал ее то за сумочку, то за коричневую шубку. Женщине это надоело: она, склонившись, чем-то припугнула сынишку. Раздался громкий плач. В это время из толпы вынырнул мужчина в пыжиковой шапке, и нетерпеливая пассажирка набросилась с упреками уже на него. Ее крашеные губы выкрикивали: «Чудак!.. Чудак-человек!..» Мальчик тем временем завладел сумочкой матери и, размахивая ею, изо всех сил стал бить «чудака» по ногам.

— Ну и семейка! — подивилась Велта. — Сколько можно выдержать такую сварливую жену? Час, час с четвертью?.. На край света сбежишь!

— А мы где находимся? — улыбнулся Павлов.

— Ой, верно!

— Ну и как, не страшно?

— С тобой нигде не страшно.

Павлов отвесил шутливый поклон.

Женщина в коричневой шубке между тем распалялась пуще и пуще. Мужчина в ответ только хлопал глазами.

— Знаешь, Витя, мне ведь тоже от нее досталось. — И Велта рассказала, как вместо бортпроводницы на маленьком диванчике в салоне самолета оказалась эта дама и с томной фамильярностью потребовала:

— Девушка, мне плохо. Дайте лимону.

— У меня нет лимона. Я…

— Что значит «нет»? Что это за «Аэрофлот» без лимона?! — не дослушав Велту, осуждающе воскликнула дама. — Дайте тогда понюхать чего-нибудь!

— И понюхать нет! — теряла терпение Велта, пытаясь объяснить, что она не стюардесса.