Юрий Платонычев - А дальше только океан

Любит Вениамин Ефимович покрутить электронные приборы. Ох как любит! Да и как не любить?.. Занялся радиотехникой еще в Доме пионеров, теперь мастерит такие штуковины, что сам себе удивляется. Позавчера вот закончил целый комбайн — тут тебе и телевизор, и приемник, и магнитофон. А избирательность, а звук, изображение? По самому высокому классу! Вот бы его сейчас на какой-нибудь конкурс! Хотя бы в тот же Дом пионеров… «Нет, — вздыхает Вениамин Ефимович. — Прошло то розовое время. Великовозрастных туда пускают разве что на правах родителей».

А сыновья — и Вовка, и Левик — уже доросли до пионерского галстука. Но что толку?.. Как ни пытается Вениамин Ефимович приобщить сыновей к технике — ничего не получается. Старший книгами упивается, стихи читает с выражением, а младший… Младший и того хуже — поет, первый запевала в хоре с устойчивой пятеркой по пению; в будущем, как уверяет учитель, его ждет карьера Ивана Козловского. Правда, голос у Левика пока сипловатый, как у петушка. Но это временно. Это скоро пройдет… Хоть нынче и превозносят гены, да не верит Вениамин Ефимович ни в какие гены. Ничего не передалось от него мальчишкам. Ну, ничегошеньки. Что-то они сейчас поделывают, чем занимаются?.. Пятый месяц гостят у бабушки во Владивостоке. Пора бы и домой!

Были у Вениамина Ефимовича годочки золотые… Как служилось в управлении! Конец дня, вспоминал он, — сейф на замок, портфель сдал, свет выключил и будьте здоровы! Никто тебе не страшен, всегда ты на виду, всегда ты наверху. Каким же надо быть глупцом, чтобы от такой благодати уйти «в народ»! То бишь к подводникам, да еще в оружейники. Сожалеет о том Вениамин Ефимович, сильно сожалеет. Вон Петр Жилин, завидует он, почти полжизни прокантовался по управлениям да по отделам и должность получил — ой-ой-ой!.. А ведь когда-то столы напротив стояли, вместе часы высиживали. Теперь о том он не вспоминает при встрече — от силы ручку протянет.

С другой стороны, Вениамину Ефимовичу пофартило, что перебрался на такое место: ведь тут сплошная электроника. Получилось, бросили карася в пруд, где ему знакома каждая травинка, каждая песчинка. И стали у Вениамина Ефимовича хлопцы, что настраивают электронику, пожалуй, лучшими на флоте. Правда, только эти хлопцы, о других подопечных такое не скажешь. До них он еще не добрался. Но доберется! Непременно доберется!.. И работка здесь действительно живая. Бегаешь из группы в группу, из команды в команду, как заправский бегун. Там наладь, там организуй, там проверь, там тебя проверяют… Сидячей болезни тут не наживешь! А то последний год, когда служил в «управе», так засиделся, что пришлось навестить доктора. Хорошо, он успокоил, дескать, ничего страшного, надо только подушку подкладывать и разминку делать чаще. А тут такая разминка, что и присесть некогда!

Все бы ничего, да эта смена командиров. С Николаенко сработался, привык к нему. В строевых делах тот и шагу не давал ступить без своего «добро», зато оружие целиком отдал на попечение ему, Рыбчевскому. Да и сверху особо его не опекали — рули, мол, сам.

И чего, спрашивается, новый командир во все вмешивается? Неужели лучше разбирается, скажем, я радиотехнике? А все с новшествами! Конечно, если положить руку на сердце, у приготовителей Павлов ввел совсем неплохую методу. А распорядок, дежурная служба?.. Что ни говори, путное он уже успел сделать. Теперь явно до «старпома» добирается… Хватит! Не привык Вениамин Рыбчевский, чтобы его тыкали носом в свои же прохлопы. Самому надо взяться, да поосновательней!

На двенадцать часов Рыбчевский назначил встречу с Городковым и Кубидзе. Прямо здесь, у приборов, с ними и потолкует. А пока он крутит и крутит манипулятор. На экране новая картинка: линия превратилась в полосатую рыбку, точь-в-точь как у Левика в аквариуме, только у Левика черно-серая, вроде зебры, а эта зеленая. Красивые рыбки у Левика, говорят, с Суматры, и название их мудреное: барбус усатый…

Рыбка показывает чувствительность аппаратуры. Вениамин Ефимович сравнивает ее с той, что в книжке, — полное совпадение. Значит, чувствительность в норме. Вообще-то, эти трапеции да рыбки — забота аппаратурщика. Тот стоит рядом и ухмыляется. Дескать, ему вовсе не жалко, если начальник немного поиграет… А начальник и не играет, а проверяет, как настроена аппаратура, которую только что закончили регулировать.

Вениамин Ефимович всерьез взялся за качество. Дал себе зарок: каждый день где-нибудь что-нибудь проверять своими руками, своими глазами.

— Не помешаем?.. — Ветров, Городков и Кубидзе уже долго наблюдали за увлекшимся Рыбчевским.

— Отнюдь, — добродушно ответил Рыбчевский, поднимаясь со стула. Хотя, откровенно говоря, ему было очень жаль, что надо прерываться в самом интересном месте. А еще больше он был недоволен, что пожаловал Ветров. Так хотелось разобраться без посторонних свидетелей!.. Конечно, Валентина Петровича не назовешь свидетелем, тем более посторонним, но любил Рыбчевский сначала сделать, а потом показывать в готовом виде, и очень не любил, когда заглядывали в его «рабочую кухню».

— Вениамин Ефимович, — усмехнулся, усаживаясь, Ветров, — ты бы халат снял, а то говорить как-то неловко.

Была и такая слабинка у Рыбчевского: обожал белые халаты. Завел строжайший порядок — все, кто имел касательство к электронике или к другой тонкой технике, непременно должны были облачаться в белые халаты. Конечно, и правила того требовали, но Рыбчевский заставлял держать халаты в предельной чистоте, «на грани стерильности», как зубоскалили аппаратурщики. Недавно санитарный врач признал, что даже госпиталь не всегда может похвалиться подобной белизной своих спецовок.

— Хотим поразмышлять насчет контроля, — пояснил Рыбчевский, с трудом стаскивая с себя тесный халат. — Товарищ Кубидзе, как вы проверяете аппаратуру торпед, когда случается хранить их в готовом виде?

— Как положено, — настороженно ответил Кубидзе. Он, видно, не ожидал такого официального начала и даже встал, подтянулся. — Проверяем, когда сдаем подводникам.

— Другими словами, вы проверяете, когда показываете товар лицом?

Кубидзе не понял, куда клонит Рыбчевский, и простодушно ответил:

— Именно! В эти, так сказать, торжественные минуты мы и глядим на себя глазами подводников.

— Прекрасно! — воскликнул Рыбчевский, будто радуясь, что поймал офицера на слове. — А ежели подводники сразу укажут на дефект?

Кубидзе хитровато засиял, его усики раздвинулись в стороны.

— А разве такое возможно?

— Забыли прошлогодний август? — теперь насупился Рыбчевский. — Забыли, какой был скандал?

Кубидзе не забыл ни август, ни скандал, но он так верил в своих аппаратурщиков и прибористов, что прошлогодняя история казалась ему просто случайностью.