Юрий Платонычев - А дальше только океан

Павлов, правда, заметил, что о подобных страхах конструктор сообщал впервые, адресуя их, конечно, только адмиралу. Тот всю эту игру хорошо понимал, но стоял на своем: денег нет.

После стало известно, что выручил Павлова начальник политотдела Терехов. Он вник глубже в писаные и неписаные законы строителей, найдя параграф, по которому премии выплачиваются не за выполнение, а за перевыполнение плана. Главному строителю был предъявлен «ультиматум»: если до первого декабря дорога по берегу от Павлова не будет покрыта асфальтом, никаких премий строители к Новому году не получат. Капитан-инженер понял, что здесь не шутят, дал обещание сделать, но взмолился насчет срока. Терехов на отсрочку не соглашался, так как-де военные моряки встречают новый учебный год не тридцать первого, а именно первого декабря.

Строители своего обещания на первых порах придерживались, потом стали нарушать график, ссылаясь на объективные причины. Тогда и Павлов проявил характер: пригрозил не пропускать дорожников к причалам через свою территорию, что намного удлинило бы им путь, заставило впустую тратить рабочее время на объезды. «Объективные причины» были отодвинуты, покрытие дороги продолжалось. И вот она готова.

Ветров и Рыбчевский тоже подошли к окну и вместе с Павловым любовались дорогой, представляя, как они тут повезут оружие, а по весне намаришруются и напоются.

— Чем еще хвалиться будете?

Хотелось показать спортзал, но там еще настилали полы, монтировали оборудование.

— Заглянем в баньку? — предложил Ветров.

Новая баня была совсем рядом, но по настоянию Ветрова они свернули на Нижнюю улицу.

«Тоже неспроста, — прикинул Павлов. — Ага, столбов уже нет. Шустры!»

— Кабель под землей, — не без гордости сообщил Рыбчевский. — Теперь в пургу не будем вырубать электричество, а в домах всегда будет тепло и светло.

— Мне, пожалуй, надо чаще ездить в командировки. — Павлов широко улыбнулся. — Кто здесь напоследок постарался?

— Отар Кубидзе, — сказал Ветров. — Вчера Малышев, едва заявившись, уже предложил назвать улицу именем Отара Кубидзе.

— Шутники!.. А что Отар?

— Тот не возражает, но ставит условие, чтобы Малышев по ней не ходил, пока не обретет приличного строевого вида.

Баню, похоже, к «смотринам» приготовили заранее. Едва Павлов шагнул за порог, разом включилось освещение. Потом мичман Чулков с усердием начал демонстрировать, с каким хорошим напором течет горячая и холодная вода.

— Пожалуйста, вот этот крантик, вот этот… — приговаривал он.

В парилке стояла знойная духота, однако Чулков, в шинели и шапке, улегся на полок, всем своим видом показывая, какая благодать — наслаждаться сухим паром.

«Смотрины» прошли бы в целом благополучно, но последний «крантик» вдруг закапризничал, обдав докладывающего сильной струей. Хорошо хоть холодной.

— Не «крантики», мичман, а краны надо произносить, — пытался скрасить конфуз «хозяина бани» Рыбчевский. — А то они, видишь, начинают сердиться.

Когда вышли из бани, Рыбчевский, будто спохватившись, стал рассказывать о курьезном, по его мнению, случае, происшедшем в отсутствие Павлова у торпедистов.

Конструкторы новой торпеды, уже прощаясь, советовали создать для своего детища совершенно отдельный приготовительный участок. Рыбчевский воспринял этот совет очень серьезно, убедил и Городкова занять такую же линию. Пристройка к цеху, и довольно крупная, стала расти не по дням, а по часам, Павлов работу торпедистов всячески поощрял. Ветров добился для них дополнительного питания, которое завозили прямо в цех; здесь устраивали даже маленькие концерты самодеятельности, а наглядная агитация бойко прославляла строительные успехи торпедистов.

Пристройку намечали закончить где-то ближе к весне, но по встречному плану придвинули этот срок к Новому году. Правда, сам Городков тогда оговаривался: «По старому стилю». Завершили же строительство раньше всех наметок и даже успели на днях провести торжественное открытие участка, о чем Павлов уже знал.

Но Рыбчевский вспомнил о том, что произошло вскоре после открытия.

Оказывается, Городков на «торжестве» в присутствии всех приглашенных вручил Самойленко символический ключ, так как именно Самойленко с выделенными расчетами предстояло заниматься новой техникой. Одна символика Самойленко не устроила, и через день он дополнил ее натуральным замком с тройным секретом, сделавшим участок отныне доступным только для избранных. Даже Городкова впускали туда только после переговоров сквозь щелку в дверях. Вскоре Городков снял с пожарного щита ломик и самолично выкорчевал «секретный» замок, заявив, что куркульство — чуждое военным морякам явление.

Павлов и Ветров, слушая Рыбчевского, поглядывали друг на друга и думали об одном и том же. Выходит, столько за год понаделали, что самим не верится, а в людях все какие-то бациллы остаются, как у Самойленко.

А ведь известно: хочешь сотворить что-то путное, прочное, в первую голову начинай с человека. Только с него. И пример тому сам Рыбчевский. «Старпом», возможно, и не заметил, как пришлось его весь этот год подталкивать на правильную дорогу, оживлять в нем ценное, помогать глушить наносное… Разве теперь он стал бы считать своим кумиром Жилина?! То же надо продолжать делать и с Самойленко…

Конечно, будь все такие, как Городков, куда бы легче жилось на свете! Увлеченный, не щадивший себя, он, казалось, поспевал всюду, подбадривая моряков, чтобы все завершить до больших снегов. Но и у него были свои «кактусы». Вчера поутру Городков обратился к Ветрову:

— Валентин Петрович, моя жена еще не прибегала на меня жаловаться?

— Нет, но…

— Прибежит! — Городков, похоже, не обратил внимания на ветровское «но», а ведь оно означало, что разговор с Лилей уже состоялся.

Она встретила Ветрова как бы невзначай у почты, когда тот, пообедав, возвращался на службу.

— О, Лилия Ивановна! — окликнул он Городкову, которая сделала вид, будто углубленно изучает объявления на доске. — Хотите верьте, хотите нет, но я сию минуту о вас думал. Надо окончательно утрясти программу концерта. Под номером пять ваш «Норвежский танец».

— Знаю.

— Готовы?

— По-моему, да.

— Великолепно!.. Ну, а как жизнь?

Лиля, опустив голову, с огорчением промолвила:

— Неважно, Валентин Петрович.

— Опять дражайшая половина обидела?

— Понимаете, мы с дочерью неделями его не видим. Уходит с петухами, приходит — мы спим. Раньше хоть записки оставлял, теперь и их не стало.

— А вы ему отвечали?

— Я?.. Н-нет. Зачем?

— Вот видите! Какая же переписка без ответа? — Ветров добродушно усмехнулся. — Откровенно говоря, мне этот вариант хорошо известен. Думаете, у меня иначе?.. Вот сейчас пришел на обед, а Анастасия Кононовна в школе. Однако записочку оставила, дескать, винегрет в холодильнике, компот остывает на окне, а чистый носовой платок лежит там-то… Ох и попадет мне — опять не поменял платок! — неожиданно спохватился Ветров, потом, придержав Лилю за локоть, показал на вереницу автомашин, доверху груженных цементом. — Чья это заслуга? Юрия Владимировича Городкова. Ваш супруг? Ваш. А для нас он — палочка-выручалочка.