Нора Адамян - Девушка из министерства [Повести, рассказы]

Софик порывисто обнимала подругу:

— Ах, ты у меня как заноза в сердце!..

Почему? Джемма не спрашивала. Мало ли что придет в голову Софик! Иногда она могла такого наговорить! И разве Софик не приставала к Джемме: «Ну, поведи меня к своей портнихе, выбери мне фасон платья!» Или требовала: «Научи — чем лицо мазать?»

Кожа у Софик была обветренная, с кирпичным румянцем, как у крестьянок. Иногда она до ночи оставалась за городом, в поле, на испытаниях какого-то электрического трактора или часами простаивала на заводе у печей, от которых шел обжигающий жар. И когда она возвращалась с работы веселая или огорченная, ни в этой радости, ни в этой грусти не было места участию и сочувствию Джеммы. Тогда она заставляла себя думать, что занавески у Софик не первой свежести, что один из мальчиков захватил где-то стригущий лишай, что завтра Софик придется встать в пять часов утра и снова испытывать этот трактор, из которого еще неизвестно что получится.

Но все это не могло затушить недовольства собой и зависти.

Она завидовала наслаждению, с которым Софик ела разогретый суп, удовольствию, с которым она стягивала пыльные сапожки, завидовала делу, которое заставит ее подняться на заре…

Джемма ходила по комнатам своего дома, поправляла в вазочках белые неживые цветы, перемывала хрустальные бокалы и вазы. От этого уже нельзя было уйти. Никакие сны ничего не могли изменить. В субботу по вечерам собирались родственники, знакомые. Дом оживлялся. За чайным столом Варвара Товмасовна вела разговоры главным образом о своем внуке. Она демонстрировала его гостям, как и тогда, когда он был крошкой.

— Я человек объективный, но, право, такого остроумного мальчика в наши дни не часто встретишь…

Ваган потешал всех, рассказывая, как школьники старших классов ездили помогать пригородным колхозам.

— Лично я устроился на уборку винограда. Сколько мог — убрал, — он выразительно хлопал себя по животу.

— И все у вас так работали? — спрашивал кто-нибудь из гостей.

— Нет, отчего же! Всегда находятся ишачки.

— Ваганчик! — укоризненно восклицала бабушка. — Вас направили, чтобы помочь колхозникам. А ты как-то несерьезно относишься к этому большому делу. Мне это не нравится.

Голос звучал строго, а в глазах, которые она переводила с мальчика на присутствующих гостей, было приглашение: «Полюбуйтесь, ну что за ребенок!»

— Бабушка, представь себе, я точно так сказал на собрании! И как мне хлопали!

Варвара Товмасовна объясняла:

— Трудный переходный возраст. Но голова у мальчика прекрасная. Марутяновская голова. И очень доброе сердце.

Джемма молчала. Она знала: сын принадлежит не только ей, Варвара Товмасовна имела на него такие же права.

Джемма пыталась поговорить с мальчиком. Как-то ночью, когда он собирался лечь, подошла и положила руку ему на голову. Волосы, которые были когда-то такими нежными, теперь лежали непокорно-курчавой шапкой.

— Детка моя… — Джемме хотелось найти что-нибудь очень убедительное, — мне не нравится, как ты живешь, — с болью сказала она.

— Почему? — спросил Ваган.

Потом погладил руку матери:

— Мама, ты ничего не знаешь о жизни!

В его голосе Джемма услышала превосходство и, как ей показалось, презрение.

Она хотела верить в доброе сердце сына, но мальчик ничем не подтверждал этого.

Ким считал, что слишком долго засиделся на месте начальника цеха. И винил в этом Толояна.

— При другом директоре я, может, давно был бы главным инженером. А этот и меня продвинуть не хочет, и с завода не уходит.

Варвара Товмасовна на правах родственницы полушутливо говорила:

— Надо растить людей, Грикор. Выдвигать. Доверять.

Но у Толояна, видимо, были свои соображения. Он хмуро поглядывал в сторону Кима и бормотал:

— Не все сразу, не все сразу…

Ким нервничал:

— Нет, пока он на заводе, мне вперед не шагнуть. Старик, верно, боится, что ему пенсии не хватит.

Эти слова пятнадцатилетний Ваган повторил в лицо дяде Грикору:

— Думаешь, тебе пенсии не хватит! Ты ведь уже старый, песок сыплется. Из-за тебя папе ходу нет!

Спокойно и даже дружелюбно он сказал это старику, который носил его на руках.

Дядя Грикор шарил по вешалке, отыскивая свое пальто. Варвара Товмасовна убеждала его:

— Пустяки, ну пустяки, Грикор… ребенок ведь… Не обращай внимания… Ай-ай-ай, стыдно тебе!

Но когда вернулась в столовую, удовлетворенно сказала:

— Ничего. Один раз выслушал правду в лицо. Теперь уйдет.

Через две недели Толоян ушел на пенсию. Варвара Товмасовна решила устроить кутеж и пригласить нового директора. Марутяны уже давно к себе никого не звали, а тут был и повод — годовщина свадьбы Кима и Джеммы.

Список приглашенных все разрастался. Варвара Товмасовна напоминала:

— А Сарумянов ты пригласила? Ведь они вас позвали в прошлом году, когда новую квартиру получили. А Софик позвонила?

Три раза на дню она повторяла:

— Софик обязательно надо позвать. Арто на таре поиграет.

Меньше всего старухе нужны были Арто и его тара.

Джемма отмалчивалась и тянула. Ни к чему сейчас Софик ее душе. Не хотела она видеть понимающие — глаза старого друга. Так и не позвонила. И не позвала.

Когда уже все было готово и дом, в парадном блеске, наполненный вкусной едой и напитками, затих, готовясь принять гостей, Джемма в своей комнате принялась рассматривать новое платье.

Как меняются моды! Теперь даже странно вспоминать о подкладных плечиках. Первый раз она вышла на свидание с Сергеем в пальто с широкими прямыми плечами. Тогда казалось красиво…

Кто это говорил ей недавно, что Сергей женат и у него есть дочка? Все проходит, забывается…

Наконец она нашла хорошую портниху. Линия безукоризненная. Юбка и рукава одинаково плавно суживаются книзу…

Кто окажет, что она плохо устроила свою жизнь? О чем ей жалеть?

Уже звонят. Неужели гости? Нет, кажется, телефон…

— Возьмите кто-нибудь трубку! — крикнула Джемма.

Нитка жемчуга запуталась, никак ее не разобрать. Вот наказание!

В передней работница долго и бестолково спрашивала:

— Кого? Чего? Это квартира… Да, Марутянов квартира…

Джемма не вытерпела и выскочила в переднюю.

— Вас беспокоят из третьего отделения милиции, — сказали ей. — Задержан ваш сын Ваган Кимович Марутян.

Затрепетало и замерло сердце. Надо было что-то сделать — и все вдруг стало безразлично…

Словно поняв недоброе, в переднюю выглянула Варвара Товмасовна.

— Что? — тревожно спросила она.

Работница все же кое в чем разобралась.

— Ваганчика нашего в милицию утянули… Машину угнал… — запричитала она.

Джемма молча смотрела на свекровь, и под этим взглядом с Варвары Товмасовны сходило сияние благодушия и доброжелательности. Лицо ее стало недобрым, серым, напряженным. С отчаянием она охватила пальцами щеки: