Нора Адамян - Девушка из министерства [Повести, рассказы]

И поглядывал на Софик. А Софик молчала. Надо же когда-нибудь проучить мужа.

«Плохо, плохо мы воспитали наших мужчин», — думала она. Вчера, плача от обиды, Софик не находила для мужа никаких оправданий. Приревновать ее ни с того ни с сего к приезжему человеку, к гостю, с которым она и была-то по обязанности!

Недаром ей поначалу не хотелось сопровождать эту украинскую делегацию. Она так и заявила секретарю райкома:

— Нет у меня светского обхождения.

— И не надо, — сказал Сурен Богданович, — они люди простые. Понимаешь, их делегация разделилась, в Кировакан поехали, в Кафан. А эти больше промышленностью интересуются. Но хорошо бы им что-нибудь такое показать, — Сурен покрутил растопыренными пальцами, — увлекательное.

— Оперу?

— Были они в опере.

— А если я их в субботу на свадьбу повезу в Заревшан? — предложила Софик. — У меня брат двоюродный женится.

— Вот, вот! Повези, — обрадовался Сурен. — Видишь, недаром мы тебе это дело поручаем. Пусть посмотрят, какие у нас партийные работники. Ты еще что-нибудь изысканное надень. Помнишь, в чем второго мая была?

Софик вспомнила свой пестрый ситцевый сарафан и засмеялась.

Сурен Богданович махнул рукой:

— Ну, я ваши ленточки-банточки не понимаю…

Украинцев оказалось трое. Женщина-текстильщица Марина Федоровна в первый же час знакомства сказала Софик:

— Ехала — думала: какая она, Армения? Слышала — в горах люди живут, солнце жаркое. А вижу — и снежок идет, и люди такие же. Вчера на улице чуть не обозналась — думала, что знакомого вижу…

Софик показалась, что гостья разочарована.

— Вот повезу вас в горы, посмотрите, — пообещала она.

Один из членов делегации — инженер Карпека был такой чернявый и горбоносый, что к нему все обращались по-армянски. Зато третий гость — Григорий Иванович Панко оказался именно таким, каким Софик представляла себе украинца: высокий, могучий, светловолосый, с добродушным лицом и лукавым прищуром. Депутат Киевского горсовета, он интересовался соревнованием столиц Армении и Украины, шумно выражал свое одобрение, но так же открыто сообщал и о том, что ему не нравится.

— Насчет чистоты и городского благоустройства я вам прямо скажу — недотянули, недотянули… Вон мусорный ящик — открыт, ветер бумажки по улицам треплет…

Софик принужденно улыбалась, а сама в эту минуту ненавидела нерадивого дворника, неряху управдома, а заодно и самого Панко.

Марина Федоровна примирительно говорила:

— Будет тебе, Григорий Иванович. Уж будто у нас такого не случается? Ты взгляни сюда — на камне как вырезано. Кружево, да и только!

— Вот люди! Вот мастера! — приходил в восторг Григорий Иванович. — Какая тонкость, а! Удивительно!

Это несколько примиряло Софик с гостем.

В «библиотеке» завода «Арарат», где, вместо книг, хранятся образцы коньяков и вин, у гостей вежливо осведомились, сколько кому лет.

— Тридцать семь, — честно сказал инженер Карпека и получил рюмку золотистого тридцатипятилетнего коньяка.

— Кто ж у женщин это опрашивает? — засмеялась Марина Федоровна. — Вы уж так, что совесть подскажет…

Ей дали душистого хереса, увенчанного золотой медалью за свои отменные качества.

— В сорока сознаюсь, — молодцевато объявил Григорий Иванович.

Нацеживая темной жидкости из краника, вделанного в стену, винодел сказал:

— А если б вам сорок пять… Совсем другой букет!

Григорий Иванович осушил рюмку и сокрушенно признался:

— Вот ведь именно сорок пять. Как-то при дамах не решился, и, прямо скажем, несправедливо получилось.

Пришлось восстановить справедливость.

После подвалов «Арарата», солнечный зимний день ударил в глаза светом, взбодрил свежестью.

Теперь они ехали на завод, где Софик начинала свою трудовую жизнь, где она встретилась с Арто, где в самом большом цехе комсомольцы справляли их свадьбу. Сейчас этот цех не самый большой, куда там! Завод перестроен, установлено новое оборудование. И все-таки в углу стоит старенький станок, на котором она работала. Тут все связано с ее юностью. Софик улыбалась, думая, что Арто сегодня опять ждет ее в этом цехе. Утром она предупредила, что привезет на завод гостей.

Оживился молчаливый инженер Карпека. Ему очень понравилось, как остроумно виноделы используют солнечную энергию. Выкрасят бочки в черный цвет — и на солнце! А насколько это сокращает срок созревания вина!

— Ой, замечательно… — певуче тянула Марина Федоровна, усмехаясь чему-то своему.

А Григорий Иванович, сидевший с шофером, повернулся к ним и вдруг неожиданно увидел удлиненные яркие глаза Софик, ее тонкие брови, улыбку, и кто его знает, что он в ней еще разглядел!

Только с тех пор он все искал удобного случая поделиться этим открытием с людьми, сказать: «Да посмотрите же, взгляните, как это хорошо!»

Они прошли по заводскому двору, сопровождаемые любопытными взглядами.

— Кого привезла, Софик? — спрашивали ее знакомые и, узнав, улыбались: — Гости с Украины… Что ж, показывай, ты все здесь знаешь.

Директор, старый ее товарищ, сказал с укором:

— Раньше бы предупредила. У нас слесарь молодой есть, Каро Григорян, стихи Шевченко на украинском языке шпарит без остановки. Как нарочно сегодня в ночной смене.

— Ничего, — отмахнулась Софик. — Что они, стихов Шевченко не знают? Ты новый цех покажи.

Цех показывал Арто. Он издали незаметно кивнул жене, и она кивнула ему в ответ.

Потом в парткоме гостей угощали бутербродами и лимонадом. Говорили о делах и планах завода. Директор похвалился:

— А главное, людьми гордимся. Имеем такое право. К примеру, ответственный партийный работник товарищ Софик Дастакян — тоже на нашем заводе выросла. Наш кадр.

Тут Григорий Иванович и выразил свое восхищение.

— Да уж эта ваша Софик! — подхватил он. — Вы только посмотрите, какие глаза у нее! Удивительно!

Софик тотчас взглянула на Арто. Он безуспешно пытался сохранить доброжелательную улыбку.

Директор возразил наставительно и веско:

— Мы ее не за это ценим.

Но Григорий Иванович не сдавался:

— Напрасно! Красоту в человеке надо ценить…

Арто вышел из комнаты. По счастью, гости ничего не заметили. Дома он угрюмо заявил:

— Не поедешь с ними в Заревшан…

И, постепенно накаляясь, обрушился на жену. Это что за слова были сказаны? Это до чего дошло, что при муже посторонний человек так говорит? Его касается, какие у Софик глаза? И как должен был в данном случае вести себя Арто? Тряпкой он будет, если теперь отпустит жену в Заревшан на свадьбу.

Софик только изредка вставляла:

— Тише, мальчики услышат…

Или:

— Не говори того, о чем завтра пожалеешь…

Потом она легла на тахту и поплакала. Но когда слезы иссякли, стало смешно: ревнует! После пятнадцати лет замужества! И даже ехать запретил, чепуха какая! А все оттого, что она всегда с ним соглашается. Например, летом можно было отправить детей в хороший лагерь, но Арто распорядился: «Поедут в село к родне». И слова не дал ей сказать: «Ты в райкоме хозяин, а я в своем доме хозяин».