Виталий Закруткин - Сотворение мира

Как только въехали в Пустополье, Андрей снял попону и стал осматриваться. Тут, в селе, все было по-старому.

В школе тоже ничего не изменилось: так же бегали по двору ученики, так же звенел медный с кожаной ручкой звонок, по-прежнему в глубине двора, за дровами, ютился кабинет природоведения. «Как только освобожусь, сбегаю туда, — подумал Андрей, — посмотрю, что там сейчас делается…»

Андрею очень хотелось увидеть Елю. Он вертелся на телеге, провожал взглядом расходившихся из школы учеников, но Ели среди них не было. У него уже совсем испортилось настроение. Вдруг Дмитрий Данилович повернул лошадей к больничному садику и поехал прямо к тому дому, в котором жила Еля.

— Куда ты едешь? — спросил Андрей и почувствовал, что грудь его сжимает от волнения.

— Как куда? На квартиру, — обернулся отец, — к бабке Агафье. А что?

— Ничего, я так, — смущенно пробормотал Андрей.

Оказалось, бабка Агафья Кущина жила всего через три двора от того дома, который снимали Солодовы, родители Ели. Как только лошади остановились возле маленькой, сбитой из веток калитки и ребята, потягиваясь и отряхивая с себя комья грязи, вылезли из телеги, Андрей увидел Елю. В коротком, накинутом поверх пальто плащике с капюшоном, придерживая под рукой стопку книг и тетрадей, она шла со своим отцом и что-то говорила ему. Андрей хотел было спрятаться за телегу, уже сделал первое движение, но Платон Иванович Солодов увидел его, усмехнулся и закричал издали:

— О, старый знакомый, который пуговицы с бабкиной кофты обрезал! Здравствуй, здравствуй, молодой человек!

Еля подняла голову, густо покраснела и сказала таким тоном, что трудно было определить, довольна она или недовольна:

— Здравствуй, Андрей. Ты как сюда попал?

— Здравствуйте, — сказал Андрей. — Вот коммуну свою в школу привезли. Они будут жить у этой старухи.

Солодовы подошли к телеге, поздоровались.

— Чего ж это вы так поздно? Занятия идут почти два месяца, — сказал Платон Иванович. — Ребятишкам вашим трудно будет наверстать.

— Кончали работу в поле, — объяснил Дмитрий Данилович. — Вы же знаете, как в деревне, пока не управишься, каждая пара рук на счету.

Пока ребята в сопровождении шустрой бабки Агафьи вносили в чистую хатенку свои вещи, Платон Иванович поговорил с Дмитрием Даниловичем об урожае и, когда узнал, что Ставровы поселились в Огнищанке из-за голода, стал рассказывать, как ему пришлось спасать свою семью, покинуть завод и ехать в Пустополье.

Еля стояла рядом с отцом, теребила пальцами уголок тетради и изредка бросала на Андрея быстрый, тревожный и смущенный взгляд.

— Какая красивая девочка! — шепнула Каля Тае. — Прямо живая кукла.

— Это же та самая, про которую я тебе говорила, — зашипела на ухо Кале тоже чем-то смущенная Тая. — Та самая Еля Солодова, которую наш Андрюшка любит…

Обе довольно бесцеремонно стали рассматривать Елю. К стыду Андрея, к ним присоединились Роман и Федор. Все четверо они уставились на Елю и молчали, как в рот воды набрали. Это вконец смутило девочку. Она нахмурилась, ее темные ресницы дрогнули, а рука непроизвольно потащила отца за рукав.

— Пойдем, папа, мама ждет нас.

— Сейчас, сейчас, — отмахнулся Платон Иванович, — одну минуточку.

Наконец Андрей, с ужасом думая, что Еля сейчас уйдет и он не успеет сказать ей ни одного слова, осмелился подойти ближе и проговорил невнятно:

— Что делает Павлик Юрасов?

— Помогает нашим в мастерской, — ответила Еля. — Он только в следующем году будет поступать в техникум.

— В какой?

— Не знаю, кажется, в механический.

Она не спросила его, куда он сам собирается поступать, и Андрей, чувствуя, что его душит обида, сказал вызывающе:

— Все в город тянутся, не выносят мужицкого духа, барчуки. А я вот останусь в деревне и никуда не поеду.

Еля ничего не ответила. Пугаясь своей смелости, он спросил ее:

— Ты сегодня не будешь в школе? Я хочу навестить Фаддея Зотовича и посмотреть кабинет природоведения.

— Не знаю, может, и приду. У нас вечером занятия хорового кружка…

— Ну пошли, дочка, — спохватился Платон Иванович. — Мама и в самом деле заждалась, и нам с тобой достанется на орехи.

Только когда Солодовы ушли, Андрей и Роман стали сносить с телеги тяжелые мешки с мукой, потом выпрягли лошадей, накрыли их попонами и поставили к сену. Девчонки уже хозяйничали в хате. Бабка Агафья, располневшая, но бойкая и подвижная старуха с очками на мясистом носу, хлопотала, накрывая стол потертой домотканой скатеркой и устанавливая миски с борщом.

— Усаживайтесь, молодые хозяйки, и родичей своих приглашайте, — приговаривала бабка. — С дороги в самый раз горяченького покушать, а борщец у меня свеженький, сегодня варила.

Чинно расселись за столом. Дмитрий Данилович достал из мешка четверть вина, налил стаканы — бабке и себе побольше, остальным поменьше.

— Ну, в добрый час, чтоб все было ладно, — с чувством сказал он.

Обедали по-крестьянски — в истовом молчании, неторопливо и степенно. После обеда Андрей поднялся, натянул полушубок, взял с лавки свою мерлушковую папаху.

— Куда ты? — спросил отец.

— Схожу на часок в школу, посмотрю кабинет природоведения, — сказал Андрей, отведя глаза.

Тая вскочила с табурета, вытерла концом полотенца замасленные губы.

— Я тоже с тобой пойду.

— Сиди, пожалуйста! — оборвал ее Андрей. — Шагу нельзя без тебя ступить!

Он хлопнул дверью и не видел, что Тая, обиженная его грубостью, закусила губы и забилась в угол. Роман подсел к ней.

— Только не хнычь, Тайка. Поедешь со мной поить коней…

Андрей взял у знакомой школьной сторожихи ключ и с бьющимся сердцем открыл дверь своего заветного кабинета. Здесь тоже как будто ничего не изменилось: стол с микроскопом стоял на прежнем месте, на стенах висели картонки гербария, по углам в ящиках и клетках шевелились черепахи, ежи, кролики. Только между окнами появились новые картонки с бабочками и жуками, а на подоконнике холмиками лежали камни.

«Кто-то тут без меня работает, — с некоторой завистью подумал Андрей. — Вон наколол жуков на картон, камни собрал… И смотри ты, жуки наколоты ровно, аккуратно, под каждым есть надпись». Завидуя тому, кто хозяйничал теперь в кабинете природоведения, Андрей вместе с тем с гордостью подумал, что он и сам многое сделал, начал с Фаддеем Зотовичем нелегкую работу в полуразрушенном флигеле, первым принес и наклеил на картон листья лесных деревьев, нашел в Казенном лесу этого самого ежа, которого почему-то назвал Яшкой, первым заглянул в окуляр старенького микроскопа и увидел в капле воды поразивший его живой мир…

— Что ж, пусть работают, — проговорил Андрей, — тут еще дела много.

Сторожиха сказала ему: