Петр Северов - Сочинения в двух томах. Том второй

Пальцы его все время теребили полу бушлата. Варичев следил за ним. Свежий, ножевой порез краснел на левой руке Степки. Илья хотел спросить, откуда этот порез, но сдержался, — Петушок открывал причину своего преступления.

— Подвиг — твое это слово, — сказал он. — Ты объяснил это мне, что это значит — подвиг. На счастье народа, он совершается. Я всего себя проверил. Всю непутевую жизнь свою. Я сделаю подвиг. Только уехать мне надо. Какой же тут подвиг может быть? В большую жизнь меня тянет, там — большие дела!

Варичев встал с прилавка.

— Путанно говоришь ты, Петушок. Ничего ты не понял, — сказал он устало.

Степка заглянул ему в глаза, но Варичев отвернулся.

— Путанно говоришь и не можешь найти себе оправдания. Я тоже не буду оправдывать тебя. Честность — тоже подвиг… Я расскажу Асмолову о нашем разговоре, как бы не было жалко тебя.

— Я мог бы убить тебя, — беззлобно сказал Петушок.

Варичев рассмеялся, хотя поверил его словам. Степка всегда носил на поясе кривой такелажный нож.

— Я мог бы это сделать, — повторил он тихо, и лицо его побледнело.

Варичев осмотрел его с головы до ног, потом подошел вплотную. Так они стояли некоторое время, оба затаив дыхание, и Стенка прятал глаза, он избегал взгляда Ильи. Варичев не боялся этого человека.

Вблизи никого не было, но Илья знал, что Петушку некуда уйти. Он знал, что каждое, слово, сказанное в эти минуты здесь, на причале, будет известно всем… Пусть даже косвенно и нескоро, но и это сыграет свою роль. Он сказал Петушку спокойно, так, словно говорил о чем-то постороннем:

— А вот я не смог бы убить тебя. Почему?.. Потому что мне жаль тебя, — он повернулся, ощущая на себе взгляд Петушка и, стиснув зубы, не спеша пошел по тропинке вверх. Он услышал стон, тихий, как сдавленное рыдание, и хотел обернуться, но сдержал себя.

В просторной горнице Асмолова вечером собралось все население поселка. Асмолов и Крепняк молча сидели за широким дубовым столом, сосредоточенно курили махорку, изредка поглядывая на открывавшуюся дверь. Так непохоже было это собрание на обычные веселые сборы рыбаков. Ни шуток, ни смеха, только сдержанный говор по временам — и снова тишина. Варичев сразу понял эту тишину — она сама была ожиданием; как будто должен был придти человек и сказать: «Я это сделал…»

Илья пришел одним из последних и едва переступил порог, как Асмолов поднялся из-за стола. Отбросив папиросу, он снял фуражку, пригладил седой спутанный чуб.

— Ребята, — сказал он тихо и потом еще тише: — Товарищи…

Все видели, как трудно ему говорить. Светлые, словно наполненные туманом, глаза его потемнели; он коротко махнул рукой. — Знаете вы, что случилось… Все знаете?

— Все, — ответили рыбаки.

Открылась дверь и вошел Петушок. Он остановился у порога, веселый, чисто выбритый, в новой расшитой сорочке под расстегнутым бушлатом. Асмолов, казалось, не заметил его, но Варичев, сидевший недалеко от двери, теперь следил за каждым движением Степки.

Подняв голову, Асмолов внимательно смотрел в лица своих друзей.

— Есть тут, среди нас, партизаны, старые большевики. Ты, Крепняк, ты, Рудой, пулеметчики. Гнали мы пепеляевцев… Японцев били — кровью мы спаяны, и собственной нашей, и тех… товарищей наших, которых уже нет.

— Правильно, — сказал Крепняк.

— Где твой отец, Серафима? — спросил Асмолов.

Она опустила голову.

— Мы помним, — сказал он. — На сопке ледяной он остался… с наганом в руке.

И повернулся к Марье, старой рыбачке, бригадиру на сортировке.

— Где муж твой, Марья? Алексей?.. Помним, все помним.

Он опять замолчал. В тишине было слышно тяжелое дыхание сорока человек. Но самообладание вдруг изменило Асмолову. С яростью ударил он по столу кулаком. Лампа закачалась, Крепняк подхватил ее.

— Кто мог это сделать? — закричал Асмолов, багровея. И глаза его стали огромными, налитыми от света лампы огнем. — Кто?.. Мы будем знать… Он среди нас, он тут — этот человек.

— Не все еще собрались, — тихо, но внятно сказал Петушок от двери.

— Кого еще нет?

— Тут нет Андрюши, — сказал Петушок.

Варичев глянул на него в упор. Петушок улыбнулся.

— Ты знаешь что-нибудь? — спросил Асмолов, тяжело налегая на стол. — Говори…

Степка пожал плечами.

— Я только сказал, что тут одного не хватает.

Все рыбаки теперь смотрели на него, но Степка спокойно курил папиросу, и Варичев невольно изумился невозмутимости этого человека.

Крепняк поднялся и сказал что-то на ухо Асмолову, но тот покачал головой.

— Вы сами выбрали меня в Совет, — сказал Асмолов. — Сами сказали, что доверяете мне. Я больше всех отвечаю, что врага проглядел. Помогите мне, товарищи, или судите меня.

Варичев поднялся со скамьи, медленно подошел к столу. Только его шаги глухо отдавались в тишине, наполнившей горницу. И по взгляду Асмолова, пристальному и прямому, Илья понял, что лишь от него сейчас ждут каких-то решающих слов. Ему было приятно убедиться, что это так, что самый необходимый человек на этом необычном совете — он.

— Может быть, я излишне тороплюсь? — спросил Илья, обернувшись к Асмолову и Крепняку. — Тороплюсь, выступая первым.

— Почему же? — удивился Крепняк. — Каждый скажет.

Варичев наклонил голову. Бледное лицо Серафимы было совсем близко от него. В широко открытых глазах ее он увидел испуг, и он едва не улыбнулся — ведь она же не знает, как просто все это.

— Когда мы ищем преступника, врага, — начал он, прислушиваясь к своему ровному и уверенному голосу, — мы должны тщательно проверять каждый факт, мы должны думать о том, чтобы удар попал в цель, чтобы он не попал в честное сердце.

— Так, — сказал Асмолов, почему-то придвигая лампу к себе.

— Я хочу сказать, — продолжал Илья, несколько повысив голос, — что в деле, которое мы сейчас разбираем и в котором я уже разобрался, я шел именно по этому пути. Я стремился проверить факты. Да, преступник среди нас. Кто он? Я знаю. Пусть выйдет он сюда к столу и сам все расскажет.

И Варичев отошел к стене. Долгим и пристальным взглядом он посмотрел на Петушка. Асмолов и Крепняк поднялись одновременно.

— Ты не договорил, Борисыч… — задыхаясь прошептал Асмолов. Варичев обернулся к нему.

— Ты тоже виноват, — сказал он.

Асмолов схватился за грудь. Несколько человек вскочило со скамеек. Серафима тоже встала. Губы ее дрожали, казалось, она хотела крикнуть и не смела.

— Виноват потому, — с прежним спокойствием заключил Илья, — что не видел, что до сих пор не понимаешь, о ком я говорю. — Он кивнул Петушку. — Иди сюда и отвечай, Степан.

Горница наполнилась криком и шумом, только Асмолов, опустив руки, молча стоял у стола.

Покачивая плечами, Петушок подошел к столу. Осторожно и деловито он отложил папиросу и неожиданно улыбнулся, блеснув чистыми и ровными зубами.