Вера Кетлинская - Дни нашей жизни

— Краснознаменцы пришли!

У входной калитки стояла группа делегатов. Охранница проверяла их пропуска, а Саша Воловик что-то объяснял им, указывая рукой на махину ротора, повис­шую в вышине, — должно быть, зрелище было для го­стей внушительное.

— Ну, что теперь препираться! — миролюбиво ска­зал Гаршин и тронул Полозова за плечо. — Брось, Але­ша! Сейчас покажем балансировку, потом все прочее. Сдадим турбину с этим — и с плеч долой! А тем време­нем тот ротор вытянем. Я сам из цеха не уйду, пока не вытянем... А?

И всем поверилось, что так можно и нужно сделать, что именно так проще всего решить — теперь, когда де­легация уже тут, когда до конца месяца осталось всего пять суток и всякое другое решение вызовет провал плана...

Смятение отразилось на лице Полозова. Он тоже смотрел на группу делегатов, которые шагали вместе с Воловиком прямо сюда.

Аня Карцева кинулась к Полозову, схватила его за руку и с мольбою прошептала:

— Алеша... вы же видите сами... ну, прошу вас... Она бессознательно вложила в этот шепот всю свою нежность. И он понял это. Он мучительно сморщился, выдернул руку и крикнул:

— Совести у вас нет! Кого обманывать? Самих себя?!

Делегаты были все ближе. Рабочие переводили взгляды с Полозова на Любимова, потом на приближав­шихся краснознаменцев и снова — на Любимова: в кон­це концов, он же начальник, ему решать!

— Ах, так?! — багровея, вскричал Любимов. — Хо­рошо же! Командуйте сами, и пусть будет по-вашему. А я... я свой цех позорить не буду!

Втянув голову в плечи, он быстро миновал делега­тов и ушел из цеха, с грохотом захлопнув калитку.

— Ну и расхлебывай сам! — бросил Гаршин, по­спешно отходя.

Вокруг Полозова сразу стало пусто. Только Аня ни­куда не ушла и продолжала смотреть на Полозова, но так испуганно и робко, что не у нее было искать под­держки.

Алексей знаком отдал приказание Вале, кран заскре­жетал и медленно пополз обратно, унося свой тяжело­весный груз. Алексей провел рукой по лицу, весь подтя­нулся и пошел навстречу делегатам.

— Здравствуйте, товарищи! — с усилием сказал он. — Не в добрый час вы к нам пришли... но что де­лать! Производство не игрушка. Всякое бывает.

Воловик начал их знакомить. Алексей, как в тумане, видел дружеские улыбки, рассеянно слушал и тут же за­бывал фамилии. Узнал знакомое имя — Ганна Поруценко, вспомнил рассказы Воловика, на секунду с любопыт­ством вгляделся в ее лицо.

— Так что ж у вас стряслось недоброе? — спросила Ганна.

Не отвечая, Алексей позвал:

— Анна Михайловна!

Карцева рванулась на зов, но Алексей сухо приказал немедленно заказать плакат — обращение к работникам термического цеха, чтоб все знали, какую беду при­нес их брак общему делу выпуска турбины.

— И к утру чтоб плакат был выставлен у проход­ной!

Затем он повел краснознаменцев к брошенной, уже никому не нужной втулке, показал трещинки на метал­ле и объяснил, как они опасны и как недопустим малей­ший брак на такой ответственной машине.

Один из делегатов сочувственно сказал:

— Да, сложное у вас дело.

А Ганна Поруценко совсем по-женски мягко добави­ла:

— Та вы не переживайте... Хто работал, тот знает — во всяком деле заминки случаются.

— Переживай не переживай, — уже с улыбкой ска­зал Полозов, — а сдача турбины дня на два-три задер­жится. Для вас это значения не имеет, а цеху тяжело. Срываем план.

Он чувствовал облегчение оттого, что неприятное объяснение осталось позади, и совершенно не знал, что ему теперь делать с гостями. Но гости и тут догадались: вы уж попросту, по-дружески скажите, если вам сейчас некогда, — мы ж понимаем!

— Мне действительно некогда, — признался Поло­зов, — но свободные люди у нас есть. Виктор Павло­вич! — не без злорадства позвал он. — Знакомьтесь с нашими гостями и проведите их, пожалуйста, по цеху. Покажите, расскажите, с людьми познакомьте.

Гаршин подошел надутый, неохотно начал здоро­ваться.

— Веселей, веселей, Виктор Павлович, — посовето­вал Полозов, — не первая и не последняя у нас замин­ка, что уж нос вешать!

И, передав заботу о гостях Гаршину, пошел зани­маться тем, что сейчас было важнее всего, — втулкой.

Никогда еще он не испытывал такого странного чув­ства, идя по родному цеху, мимо десятков знакомых лю­дей. Он уловил несколько восхищенных взглядов, устремленных на него, — но больше было взглядов угрюмых и недоброжелательных. Те самые люди, что не­давно с насмешкой и осуждением следили за подменой одного ротора другим, что одобрительно перешептыва­лись, когда он попросил Любимова повторить приказа­ние, — те же люди сейчас смотрели на него с досадой. Ну кто тебя просил вмешиваться? — как бы говорили они. — Не ты отвечаешь — не тебе и краснеть. А вот теперь всем нам неприятность, и перед гостями приходит­ся глаза опускать, вместо того чтобы принимать поздра­вления, и по итогам июня мы окажемся на последнем месте. Не мог ты, что ли, уйти на время, если уж ты та­кой принципиальный? Ведь вот Воробьев не вмешался же...

А Воробьев спешил навстречу Полозову. Вид у не­го был пристыженный и решительный. Он сам себе не прощал той скверной минуты, когда не посмел вмешать­ся так, как это сделал Полозов. Теперь он видел, что за ним следят десятки глаз, что всем интересно и важно, как встретятся Полозов и Воробьев. Он подумал даже, что следовало бы громко сказать какие-то веские слова одобрения, которые будут услышаны и, конечно, быст­ро разнесутся по цеху. Но он не умел нарочно приду­мывать подходящие слова и сделал то, что сделал бы и наедине с Полозовым, — крепко пожал его руку и шепнул:

— Молодец.

— Молодцами будем, когда турбину сдадим, — обрадованно сказал Полозов. — Что там со втулкой, Яков Андреич?

— Со втулкой налаживается, Алексей Алексее­вич, — ответил Воробьев, и оба пошли заниматься делом, потому что обоим было сейчас не до рассуждений.

Аня Карцева ползала на коленях по холсту, краской заливая буквы: «Термисты! По вашей вине...» — и при­поминала все то же, все то же — она бросилась к Алек­сею с этой нелепой, постыдной просьбой, а он с пре­зрением оттолкнул ее руку и крикнул: «Совести у вас нет!»

Как он должен теперь презирать ее — он, который вел себя благородно и честно! Какой ничтожной каза­лась она самой себе, вспоминая, как хорош был Алек­сей — там, у станка, с Гаршиным и Любимовым, и с краснознаменцами, и позднее — с директором.

Немиров пришел в цех улыбающийся, оживленный, еще ничего не зная о случившемся, — должно быть, хотел приветствовать гостей и вместе с ними полюбовать­ся балансировкой ротора.

— Почему мне не доложили? — минуту спустя кри­чал он Полозову. — Где начальник цеха? Немедленно позовите его сюда! Черт знает что, отменили — и в ку­сты!