Александр Бахвалов - Нежность к ревущему зверю

— Почему? Ты не знаешь?

— Нет. Надо запросить.

— Алексей Сергеевич, на двух двигателях сядем? — спросил Углин.

— Пока снижаемся… Там посмотрим. Прямая покажет. В крайнем случае запустим перед посадкой один левый.

— И он моментально проглотит все топливо. Все топливо уйдет за две минуты.

— Сколько сейчас?

— Восемь тонн.

— И пока держится?

— Да, норма сейчас, — сказал Тасманов.

— Булатбек, сколько осталось до них?

— До Перекатов удаление… около сорока.

— Понял.

— Заведут с ходу, у них пеленгатор, — пояснил Саетгиреев.

— Слава, земля, работай, — сказал Карауш.

— Я — 0801, я — 0801!.. Снижаюсь аварийно… Прошу обеспечить посадку с ходу… На курс сто сорок девять. Вас понял. Как ветер?.. Да, продолжаю снижаться, скорость снижения… восемь метров в секунду. Снижаюсь на двух двигателях.

— Топлива семь с половиной тонн, — отметил Углин.

— Хорошо.

В кабине раздались редкие звонки.

— Это что, Булатбек, дальний привод?

Неожиданно заговорила земля.

— Перекаты-один, Перекаты-один… Рабочая длина полосы тысяча восемьсот восемьдесят метров… Земляные работы в конце… Обеспечьте торможение.

— Вас понял. Давайте удаление… Понял. Курс сто сорок девять? Понял.

— Второй двигатель у нас не работает, тормоза будут аварийные, командир, — сказал Тасманов.

— Хорошо. Сколько топлива, Иосаф Иванович?

— Топлива семь тонн.

— Слава, выпускай шасси.

— Шасси? Рано, на двух двигателях не дойдем, Леша, зачем? На прямой выпустим. Зачем тебе это нужно?

— Выпуск аварийный, могут долго не выходить.

— Выпустятся, на прямой снижаться будем…

— Тасманов, шасси будут нормально выходить?

— Шасси?.. Слабо будут выходить.

— Слабо?

— Да, медленно.

— Сейчас развернемся и будем выпускать, Слава.

— Будут заводить по локатору, — напомнил Саетгиреев.

— Слава, скажи, чтобы длинный заход не делали.

— Понял. Разворачивайся.

— Видишь полосу, да?

— Да.

— Скорость триста… Слава, посмотрим, шасси-то у нас…

— Не вышла правая?

— Правая нога не вышла.

— Аварийно выпускается, — сказал Тасманов, — медленно идет.

— Слава, держи скорость!.. Слава, скорость триста.

— Двигатели больше не дают!

— Тасманов!

— Да, командир?

— Запусти второй двигатель!

— Понял, запускаю…

— Магистральный кран открой! Второй, второй, — сказал Углин.

— Двигатель не идет, командир.

— Первый запускаю, — сказал Углин.

— Слава, машина падает! Держи обороты полностью, Слава!

— Двигатели не держат… Давай форсаж, Тасманов!

— Бортинженер, форсаж обоим правым!

— Есть обоим форсаж!

— И запусти какой-нибудь двигатель, — сказал Чернорай.

— Нет, ничего. — По полосе, как по ориентиру, Лютров видел, что форсаж восстановил нужную скорость снижения. — Шасси?

— На месте, командир, — ответил Тасманов.

— Хорошо, Алексей Сергеевич, — согласился Саетгиреев. — Доворачивайте.

— Да, да… Форсаж есть?

— Да, — отозвался Тасманов.

Едва кромка полосы скрылась под самолетом, как колеса «С-44» гулко зарокотали по бетону.

— Хорошо… Вот так, — говорил Лютров, — убирай форсаж, Слава. Убирай двигатели, Тасманов.

— Понял, двигатели убрал.

— Хорошо. Парашют, Слава, парашют.

— Тормоза аварийные, — напомнил Тасманов.

— Понял. Славик, парашют.

— Есть, есть.

Все почувствовали сильный рывок выпущенных тормозных парашютов, а вслед за тем услышали голос Карауша:

— Ну, вот, а вы боялись…

— Проснулся, одессит… Вентиляторы, Слава, не забудь.

— Да, да.

— Братцы, а топлива осталось семь тонн! — сказал Углин.

— Спокойно, спокойно, полоса кончается, а мы еще не встали… Вон строительные машины, там люди… Тихо, тихо…

— Сейчас встанем. Все нормально, — сказал Тасманов.

Несколько раз качнувшись при включении тормозов,

«С-44» остановился.

— Ну, вот, братцы, по-моему, ничего…

— Отлично, Алексей Сергеевич! — сказал Углин. — Айда разбираться.

Еще до того, как к огромной машине, казавшейся среди «ИЛ-14», «ЛИ-2» и «АН-24» осой, упавшей в муравейник, подкатил оранжево-черный «газик» руководителя полетов, высокого, подвижного человека в форме, из люка в нише передней ноги самолета по опущенной Тасмановым лестнице вышли один за другим все члены экипажа.

Из шести человек в коричневых кожаных костюмах только двое резко выделялись — Лютров ростом, как будто стеснявшим его, принуждавшим двигаться медленно и опасливо, и Углин — пугающе худой, узкогрудый человек в очках, которые непременно соскочили бы с его длинного тонкого носа, если бы на пути к стыдливо розовеющему в любую погоду кончику не оказалось удобной впадинки. Бортрадист Костя Карауш и штурман Саетгиреев выглядели одинаково стройно, в равной мере обладая той юношеской стройностью, которая ухитрялась уравнивать их в летах, хотя Карауш был почти на десять лет старше Саетгиреева. Тасманов и Чернорай казались братьями — одинаково коротконогие, с широкими литыми спинами и длинными руками, разве что Чернорай был заметно крупнее бортинженера.

Углин первым подскочил к двум спаренным двигателям на левой стороне и, ступив прямо в натекшую на бетон лужу керосина, принялся вскрывать капот двигателя.

— Что-то, по-видимому, с топливными трубами. Что-то с ними, — бормотал Углин, ловко орудуя отверткой в паре с подоспевшим Тасмановым, не замечая, что керосиновая капель падала ему за шиворот.

— Ну, конечно! Смотрите!

Все шестеро, несколько потеснив любопытствующего руководителя полетов, сгрудились под провисавшими створками капота, рассматривая плавно сгибающую стальное тело двигателя белую трубу топливопровода. Там, куда указывала отвертка ведущего инженера, был виден сползший с места массивный, выточенный из нержавеющей стали стыковочный хомут с оборванным креплением, а в месте, где ему надлежало быть, зияла щель, через которую за часовой полет они потеряли несколько десятков тонн керосина.

— Н-нда, — Костя Карауш причмокнул и посмотрел на Углина взглядом ведущего расследование детектива. — Насколько я понимаю в кавалерии, мы должны были сгореть, многоуважаемый Иосаф Иванович?

— Маловероятно, Костенька. При таком истечении пожар маловероятен, мощный поток, насосы работали на максимале… Я их уничтожу! — неожиданно прибавил Углин, имея в виду не насосы, а фирму, чьи двигатели стояли на «С-44». — Такого пустяка не продумать!

Через час заместитель начальника аэропорта устроил экипаж в пустующей гостинице для летнего состава, установил охрану самолета, вручил Лютрову подтверждение приема посланной на летную базу радиограммы о вынужденной посадке, и когда Лютров протянул ему в знак благодарности руку, он задержал ее, неожиданно объявив: