Илья Лавров - Листопад в декабре. Рассказы и миниатюры

У окна ждет Наташа. У нее под тюбетейку подоткнуты огуречные корки. Они прилипли ко лбу мокрым прохладные веером, спасая от жары.

Крылышко машет и ей, и саду, и горлинке, и золотым ремешкам.

— Возьми меня на руки, — просит она, не поворачиваясь к папе.

Он прижимает ее к теплой груди, носит, как носил ночами в белом саду. Папа заглядывает ей в глаза и спрашивает:

—: Ну как же, как ты живешь?

— Хорошо, — весело отвечает Крылышко. Лицо ее улыбается, а руки судорожно протыкают карандашом бумагу. Отец испуганно смотрит на ее руки. Крылышко вдруг ощущает, как папино сердце сильно ударяет ее в грудь. Удары становятся все чаще, все сильнее.

— Твое сердце толкает меня, — тихо говорит Крылышко.

Прилавок, отделанный под орех, сверкает, словно крышка рояля. Желтые, черные, синие, белые туфли стоят на полках, на стеклянных подставках. Приятно пахнет новой кожей.

Старший продавец Антонина Степановна, маленькая, сухонькая, с худым лицом, сняла резиновые боты и надела серые подшитые валенки. В туфлях ноги мерзнут, устают. А ведь часто приходится часами не присаживаться: у прилавка шумит толпа покупателей.

Антонине Степановне лет сорок пять. Раскосые черные глаза делают ее похожей на китаянку. Когда-то в молодости она была тоненькой, хрупкой, и все называли ее китаяночкой. Но это было так давно, что уже забыто. Теперь лицо поблекло, а в черных волосах порядочно седины.

Антонина Степановна холодно поздоровалась со вторым продавцом, Симочкой, как всегда прибежавшей с опозданием на десять минут. Если бы не ее смазливенькая мордочка, на которую таращит глаза директор, давно бы уже заработала дюжину выговоров. А так все сходит с рук. Опять, конечно, протирала подметки на танцульках. И теперь вот на работе будет как сонная муха.

Подошел покупатель, и Антонина Степановна отвела от Симы раздраженные глаза.

Сима высокая, с белокурыми косами. Она двигается за прилавком горделиво, точно хвастается собой. И хотя против прилавка хлопают двери и Симу обдают волны весеннего холодка, она не кутается в фуфайку, как Антонина Степановна.

Смешно: надела толстую фуфайку да еще повязала поясницу пуховой шалью и в валенки нарядилась. Симочка с удовольствием глянула на свои маленькие стройные ноги в лаковых туфлях, провела по икрам рукой, проверяя, плотно ли облегают чулки, заглянула в трюмо, которое стояло напротив, рядом с дверями. В нем отразилась вся Симочка в пестром модном платьице. Она улыбнулась и подмигнула сама себе.

Подошел красивый мужчина в шляпе и в широком сером пальто. Сима торопливо поправила платье. Он стал рассматривать туфли. Потом заговорили о пустяках.

Антонина Степановна сердито взглядывала на Симу, ловила отдельные слова. Вертушка, болтает во время работы бог знает что! Молодежь обыкновенно подходит к Симе — это уже давно замечает Антонина Степановна. Глупцы, да разве эта трясогузка понимает что-нибудь в обуви! Что она может посоветовать?

К Антонине Степановне подходит старик, одетый, несмотря на весну, в полушубок. Лицо его колючее от седой длинной щетины, а выцветшие глаза смотрят с подозрением. Рядом с ним топчется неуклюжий парень лет шестнадцати, толстощекий, с черным пушком на губе.

— А ну-ка, барышня, дайте мне вон те ботинки, сорок второй размер… Сыну вот…

Сын вспыхивает, щеки его становятся свекольными. Он не знает, куда деть большие красные руки.

Антонина Степановна, посматривая на старика опытным глазом, уже заранее знает, что он будет говорить и делать.

Он с трудом просунул заскорузлую руку в ботинок и принялся ощупывать стельку, потом начал гнуть подошву, щелкать по ней, подозрительно исследовать швы.

«Видно, копейка в жизни доставалась ему нелегко», — подумала Антонина Степановна.

А старик между тем жаловался:

— Обувь на парне прямо горит. По сторонам глазеет, ворон считает, а ноги по земле волочит, будто отсохли. Этак никакой обуви не напасешься.

Парень снова покраснел до корней волос.

— Берите, папаша, жалеть не будете, ботинки хорошие.

— Кто их знает, какие они, — забормотал старик. — А ну-ка, давай примерь. Чего нос-то в сторону воротишь?

У парня лоб вспотел. Он покосился на Симу, а затем сел в кресло и сдернул сапог.

К Симе подбежала Ниночка, продавец из отдела парфюмерии, полная, с капризным и насмешливым лицом.

— Сима! — Нина облокотилась на прилавок. — Что это за мужчина такой интересный подходил к тебе?

— Да кто его знает, много их тут болтается.

— Симка, ты от Юрия письма получаешь?

— Получаю, а что?

— Когда же ты поедешь к нему?

Тут подошли две женщины, и одна из них, с пышными седыми волосами и в очках, попросила:

— Деточка, покажите мне вон те желтые туфли на низком каблуке.

Сима даже не взглянула ей в лицо, сунула на прилавок туфли — и опять к Нине:

— Понимаешь, он почему-то тянет! — и принялась что-то шептать.

— А на размер меньше есть? — спросила седая женщина, но Сима не ответила, продолжая свой рассказ.

— Я спрашиваю, на размер меньше есть? — уже громче произнесла женщина.

— Нет, — буркнула под нос Сима и опять зашептала: — Понимаешь, он мне пишет: «Квартиры еще нет». То да се, пятое да десятое…

— Девушка, ну что за безобразие, я уже который раз спрашиваю: есть туфли поменьше?

— Я же вам ответила — нет! Нужно хорошенько слушать, — проговорила Сима. — Вас тут много, а я одна — не разорваться же мне, в самом-то деле!

— На работе нужно работать, а не болтать.

— Вас это не касается!

У Антонины Степановны уши стали красными. Задыхаясь от возмущения, она подошла к Симе:

— Вы с ума сошли, как вы разговариваете с покупателями?

— Да ну их! Только смотрят, а не покупают!

— Это безобразие! Это же… это! Я вынуждена буду рассказать директору!

— К директору бегать вы любите, — съязвила Сима.

— Я десять лет работаю, но так с покупателями… — Антонина Степановна задохнулась.

— Да вам никто не угодит. — И Сима отвернулась.

Антонина Степановна только хотела обрезать ее, как услышала скрипучий голос старика:

— А ты гляди, впору ли будут? Не жмут? Пальцы не упираются?

Пришлось вернуться на место.

— Нет, это нам не по карману, — сказал старик, — дайте-ка подешевле.

Антонина Степановна терпеливо подавала ботинки, а сама мысленно была уже в кабинете директора, бушевала, отчитывала вертушку, у которой на уме только танцы да кавалеры.

Наконец старик выбрал ботинки, заплатил в кассу. Антонина Степановна насадила чек на острый гвоздь, уложила ботинки в коробку и подала.

А через час старик появился с толстым, совершенно лысым директором универмага.

— Это что же получается, а? Разве же так можно? Сунулся дома, а в коробке два левых ботинка! — шумел старик.