Леонид Жариков - Рассказы

Пришла осень. И тут, как на беду, кошка привела котят. Они тоже росли дикими, доверялись одной Тайге. Если кошка-мать уходила куда-нибудь покормиться, котята прибегали к Тайге, играли возле нее, боролись друг с другом. Собака позволяла им взбираться на спину. Котята, наигравшись, так и засыпали под животом у Тайги. Ей нравилось греть своим теплом чужих деток.

Признаюсь, надоели они мне, но если я терпел их из уважения к Тайге, то теща требовала всех порешить.

Приказ тещи хуже приговора. Поймал я кошку. Посадил в мешок всех ее котят, взял охотничье ружье и пошел пз дому. Аккурат ночью снег выпал — белый, чистый. Солнце вставало над дальним лесом, и тень от меня пролегла по снегу чуть не на километр. Красота вокруг, воздух легкий, только жить да жить, а я вышел на убийство… Однако делать нечего. Снял с плеча ружье, поставил на бой. Размахнулся мешком и вытряхнул на снег всю кошачью семью. Котята от испуга растерялись: один присел, другой побежал, проваливаясь в снегу, а кошка-мать будто почуяла беду, уставилась на меня желтыми глазами и ждет. Ну, взял я их на мушку и одним залпом всех уложил.

Вижу, во дворе мечется Тайга, бегает от дома до калитки и обратно, просится, чтобы выпустили ее со двора. Потом разбежалась и перемахнула через забор. Примчалась ко мне и смотрит, как я лопатой собираю в ведро снег вместе с котятами. Постояла Тайга и пошла прочь.

Как нарочно в тот день я ни разу не вспомнил о собаке. А Тайга моя исчезла — как сквозь землю провалилась. Хватился искать — нигде не могу найти. Сел я на велосипед и по зимней дороге покатил в Петровское. Там не нашел. Кинулся окольной дорогой в Бузланово, оттуда в Николо-Урюпино. Все ближайшие деревни объехал, спрашивал у людей — никто не видел собаку. Поместил объявление в местную газету — опять никакого следа.

Так и ушла от меня Тайга, не простила…

С той поры ношу в душе грех. Стыжусь чего-то, а чего, сам не знаю. Вообще-то ничего особенного не произошло: порешил котят, ну и бог с ними, ушла собака — другую можно купить. А вот поди же ты — мучает, грызет душу совесть, и как от этого освободиться — не знаю.

В каждом зерне заложено будущее. Как великое таинство, как предчувствие чуда дремлет оно в недрах зерна. И стоит семечку прикоснуться к земле, погрузиться в ее теплые глубины, таящие в себе силу материнства, как мечта обернется сказкой — невиданной, чудесной, придуманной самой матерью-природой.

В маленьком желуде заложен дуб. Крошечный, почти невесомый плод с забавной шапочкой на макушке с годами превращается в могучее красивое дерево с мощным стволом в три обхвата, с цепкими корнями, с роскошной лиственной кроной.

Сколько может вместиться в горсти человека крылатых семян? И в каждой крылатке заложено, запрограммировано дерево. Значит, в моей горсти, которую я наполнил семенами сосновых шишек, — целая роща, неоглядный дремучий бор!

Стоит лишь так подумать, и очутишься в объятиях сказки. Невольно представишь себе картину, как тысячу лет назад вышел русский богатырь Илья Муромец в поле, махнул рукой, развеял по ветру семена. И выросли от края до края былинные муромские леса, птицами воспетые, дятлами обстуканные, заячьими лапками истоптанные. И шумят, шумят сосновые чащи, радуя глаз и даруя жизнь.

В зерне начало всех начал, истоки жизни — любовь, мечты, надежды, — закопченный жизненный круг от первого мгновения до последнего…

Друг мой! Если у тебя доброе сердце, береги зерно, как берегут дитя. И еще: если можешь, посей свою рощицу. Бросай в землю жизни зерна мыслей, зерна добрых поступков, и они дадут ростки, и цветы, и плоды. Есть ли награда выше этой?!

Было это давно, когда в России царя сократили. Царя скинули, а помещики, фабриканты, купцы остались, хитро сговорились между собой, захватили власть и образовали Временное правительство. Эта буржуйская власть перво-наперво распорядилась арестовать Ленина. Объявили: кто укажет, где находится Ленин и выдаст его властям, тому будет награда сто тысяч рублей.

Но рабочие Петрограда надежно охраняли своего пролетарского вождя — товарища Ленина. Сначала спрятали его на станции Сестрорецк в доме рабочего Емельянова. Потом переправили еще дальше — на пустынный берег озера Разлив. Место там было сенокосное, безлюдное, удаленное от дорог, и попасть туда можно было не иначе как в лодке. Рабочий Емельянов со своими сыновьями поплыли туда в лодке, построили на берегу шалаш, накрыли сверху ветками и еловым лапником от дождя, взбили постель из душистого сена. На другой день Емельяновы тайно переправили туда Ленина и все вместе отпраздновали новоселье.

В шалаше было тепло и уютно. У входа развели костер между двух кирпичиков. Вскипятили в чайнике вкусную озерную воду и, радуясь тому, что теперь буржуйским шпионам не найти Ленина, расселись в кружок, попили чайку на свежем воздухе. После этого рабочие уплыли в лодке в Сестрорецк, а Ленин остался в Разливе.

Первая ночь прошла тихо. Рано утром Владимир Ильич вышел из шалаша, смотрит, а вокруг такая красота: птицы поют, солнышко светит, над лугом белый туман расстилается. Разжег Ленин костер, принес из озера свежей воды, вскипятил ее в чайнике, и только собрался позавтракать — разложил на пеньке хлеб, сваренные вкрутую яйца, кусочек селедки, — как явился гость, да не какой-нибудь, а крылатый. Это был хозяин здешних мест Сашка из породы лесных синиц. На голове у него черная шапочка, на шее такой же черный галстучек, а грудка ярко-желтая. На лапках цепкие розовые пальцы, а щечки белые.

Сашка был отчаянно любопытный. Много синиц летало вокруг, но такой доверчивой и любознательной, как Сашка, не было. Сел он на ветку поблизости от шалаша и разглядывает — кто такой поселился на берегу озера в шалаше. То с одного боку, то с другого подлетал к шалашу. А потом и вовсе осмелел, вспорхнул, вцепился лапками в край пенька, на котором Ленин завтрак разложил, покосился одним глазом, потом другим и спрашивает: «Пинь-пинь, кто ты, добрый человек?»

Ленин засмеялся и отвечает: «Я рабочий, Иванов Константин Петрович. Если не веришь, могу показать документ с фотокарточкой и настоящей печатью — он у меня в шалаше лежит». — «Верю, — сказал Сашка, — только почему ты нарядился так чудно: парик рыжий, а на ногах сапоги, и зачем-то воду на огне греешь?» — «Так вкуснее, — говорит Ленин и спрашивает в свою очередь: — А ты где живешь и как тебя зовут?» — «Я — Сашка и живу вон в тех кустах. Здесь и родился». — «Ну, будем знакомы, — говорит Ленин. — Присоединяйся ко мне и угощайся, могу покрошить тебе яичко или хлебных крошек. А хочешь — сальца отведай». — «Покорнейше благодарю», — сказал Сашка и деликатно клюнул яичко, попробовал сальца. Потом взмахнул крылышками и, ничего не сказав, улетел. Через несколько минут опять явился и положил на пенек кузнечика. «Угощайся, товарищ рабочий Константин Петрович, — чем богаты, тем и рады». Ленин улыбнулся и говорит: «Ты, Сашенька, лучше отнеси кузнечика деткам или подружке своей». Сашка так и сделал, отнес, а потом привел с собой подружку и всех родственников — не меньше десятка синиц. Все они были очень робкими и боялись приблизиться к шалашу. Один Сашка смело садился на ладонь к Ленину, бесстрашно летал вокруг костра. Ленин рукой осторожно отстранял его: «Смотри, Сашенька, крылышки обожжешь».