Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1

Он поглядел ей вслед. Теперь, очевидно, разговор стал ещё горячее. Человек в гимнастёрке размахивал руками… Нет, сейчас, должно быть, лучше не подходить. И нечего сердиться на Любовь Максимовну — она занята, ей не до разговоров с ним. Если бы к нему на работе кто-нибудь подошёл, стал бы он любезно разговаривать? Вечером всё будет по-другому…

Счастье было слишком большим и полным, чтобы его могло что-либо нарушить. Иван ещё раз оглянулся — голубое платье Любови Максимовны уже исчезло за поворотом. Он постоял и пошёл домой.

Дома он умылся, переоделся, поел и пошёл за цветами. Но магазин в разгаре лета, когда сады были полны цветов, мог предложить только похоронные венки из искусственных роз и тюльпанов. Девушка-продавщица ещё показала довольно большую пальму. От всего этого Железняк торопливо отказался:

— Мне цветы нужны, понимаете, цветы…

Девушка понимала. Даже слепой, услыхав его голос, догадался бы, для чего ему нужны цветы…

— Коммунхоз очень плохо нас снабжает, — извиняясь, сказала она, и Железняк вышел из магазина.

Солнце уже клонилось к домам. Нужно было спешить. Иван постоял ещё у магазина, на витрине которого лежал огромный похоронный венок, засмеялся и быстро пошёл к Михаилу Торбе.

Родители Михаила жили на Красногорке с давних времён. Довольно большой дом вмещал целых четыре поколения Торб. Прадед Михаила, девяностолетний старик, бывший матрос, всегда находился в садике — и в дождь и в жару. Только лютый мороз мог загнать его в дом, да и то ненадолго. Сад он развёл необыкновенный. Один сосед Сахно со своими знаменитыми яблоками мог соперничать с садом прадеда. А что касается цветов, то равных им не было не только в Калиновке, но во всём Донбассе.

Об этом и вспомнил Иван, когда взял курс на усадьбу Торбы. Он бывал тут уже не раз, и потому его появление никого не удивило. Сегодня, в день получки, вся большая семья собралась вместе, в такие дни всегда бывал весёлый ужин, и Железняка встретили с радостью.

Он несколько минут посидел и поговорил с отцом Михаила, потом с дедом, потом с прадедом и на этом древнем старце сосредоточил самое пристальное внимание. Старик с удовольствием повёл гостя в сад показать свои цветы. А в саду и вправду было на что посмотреть. Там цвели розы всех оттенков, от мраморно-белого до красно-чёрного, и ими старик Торба гордился больше всего. Он долго и подробно рассказывал, и Железняк терпеливо выслушивал родословную каждой розы.

Старик стоял перед юношей, приземистый, крепкий, как дуб, в клетчатой ковбойке, которыми недавно наводнили всю Калиновку, в штанах из чёртовой кожи. Его грубые руки с большими, как тарелки, ладонями, привыкшие к тросам и канатам, теперь с удивительной нежностью касались роз. Белая подстриженная борода прямоугольником выделялась на фоне красной ковбойки.

— Дедушка, — сказал Иван, когда они углубились в сад. — я хочу попросить у вас несколько роз — они такие красивые.

Старик Торба остановился, словно вцепился в тёплую землю босыми ногами с сухими, искривлёнными пальцами. и лукаво спросил:

— Девке?

— Да. — признался Иван, и отсвет ярко-красной розы лёг на его щёки.

— А разве им и теперь цветы дарят? — насмешливо спросил старик.

— Дарят.

— А она красивая? — продолжал допрашивать дед Торба. — А то подаришь, а люди начнут говорить: «Вон какому чучелу Торбины розы достались!»

— Она лучше всех на свете! — вырвалось у Железняка.

— Ну, если лучше всех на свете, тогда уж ничего не поделаешь, придётся дать, — засмеялся старик, показывая жёлтые от табака и времени, но ещё целые зубы. — Надо дать. Жениться собираешься?

— Не знаю… — растерялся Железняк. Этот вопрос он как-то не ставил перед собой.

— Ага, значит, только улещаешь? — многозначительно сказал дед. — Ну, против моих роз ни одна не устоит. Потом мне магарыч принесёшь. — Он вытащил из кармана кривой садовый нож с острым, как бритва, лезвием и быстро, выбирая самые красивые цветы, нарезал огромный букет.

— Хоть в Москву на выставку! — сказал он, любуясь творением своих рук. — Пойдём нашим девчатам покажем, понравится ли?

— Не надо, дедушка! — воскликнул Железняк. Он представил себе вопросы и шутки, когда он появится около крыльца, где собралось всё семейство Торб.

— Боишься предстать перед судом общественности? — опять засмеялся старик. — Ну, тогда прыгай прямо через забор и лети к своей крале. А я скажу, что тебя Пуанкаре вызвал, и передам им от тебя привет. И смотри мне, чтобы эта девица долго не прыгала, раз-два — и в дамки!

Дед заговорщицки подмигнул Ивану и весело засмеялся. Иван перелез через забор, а Торба подал ему букет.

— Спасибо, дедушка! — только крикнул Железняк и заспешил домой.

А дед Торба, весьма довольный собой, пошёл к многочисленным родственникам — рассказывать, как влюбился Иван Железняк, цветы девчатам носит… Вот раньше, когда дед ещё парнем был, никаких цветов не носили. Раз глянул — и готово!..

В это время Иван уже подходил к своему дому. Наступал вечер, аромат роз усилился, и все встречные невольно оглядывались на юношу с чудесным букетом.

— Жених! — послышался сзади чей-то весёлый знакомый голос. — Совсем жених!

Железняк остановился. Саня Громенко, улыбаясь, смотрела на него.

— Кому такой букет несёшь? Не на свадьбу ли?

— Нет, не на свадьбу.

— А кому?

— К сожалению, не тебе, Санька.

— Это я знаю, даже очень хорошо знаю, — сказала девушка уже серьёзно. — Дай мне одну.

— Выбирай. — Он протянул девушке весь букет.

— Нет, мне не надо, — неожиданно изменила намерение Саня. — Неси уж своей наречённой.

Она повернулась и быстро пошла, стуча высокими каблучками. Железняк недоуменно пожал плечами: вот уж действительно семь пятниц на неделе…

А через минуту, взбегая по лестнице, он уже совсем забыл о Сане. Провёл рукой, приглаживая непослушные волосы, и несмело постучал в дверь Матюшиной. Она уже должна быть дома.

Послышалось шлёпанье старых тапочек, дверь раскрылась, и Любовь Максимовна появилась на пороге. Она взглянула на Железняка, на чудесный букет роз, и лицо её сразу стало замкнутым, отчуждённым.

— Здравствуйте, — растерявшись, сказал Железняк.

— Здравствуйте, — холодно ответила Матюшина.

— Я хотел вам подарить… — Иван совсем потерялся, глядя на это чужое, почти враждебное лицо. — Я хотел это вам…

Он протянул ей свои чудесные розы. Любовь Максимовна внимательно взглянула на него и ответила:

— Подари их лучше своей девушке, а мне не надо.

Железняк ничего не мог понять. Словно вот тут, на его глазах, подменили Любовь Максимовну.

— Но вчера… — прошептал он.

— Вчера ничего не было. Запомни: ничего! — жёстко сказала Матюшина. — Ничего не было и никогда больше не будет. Ясно?