Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1

— Это мой двоюродный брат. Мы оба из Гротдорфа,

С большим интересом рассматривала Люба обеих

женщин. Открытое, умное лицо Эдит Гартман производило приятное впечатление. Сейчас Эдит казалась немного смущённой, щёки её то розовели, то становились почти восковыми. Фрау Линде, наоборот, чувствовала себя очень уверенно.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласил обеих посетительниц Соколов. — Я слушаю вас, фрау Гартман. Надеюсь, наша первая встреча не оставила у вас неприятных воспоминаний?

Эдит вспыхнула:

— Я просила бы вас забыть об этом, господин капитан.

Соколом в знак согласия кивнул головой.

— Какие же дела привели вас ко мне?

Эдит хотела ответить, но тут на первый план выступила фрау Линде и завладела разговором.

— Это главным образом мои дела, господин капитан.

— Слушаю вас.

— Дело очень простое. Мне принадлежит ресторан «Золотая корона», он всегда пользовался прекрасной репутацией в нашем городе. Конечно, сейчас угощать нечем — всё ведь по карточкам. Но недавно начали работать пивные заводы. Правда, они выпускают только слабое, трёхпроцентное пиво, но и это не так уж плохо. Так что на днях состоится открытие. В своё время я обратилась в магистрат, и мне уже дали разрешение.

Фрау Линде тараторила, как пулемёт. Капитан Соколов едва успевал следить за её словами.

— Я не понимаю: почему вы пришли ко мне? — спросил он.

— Сейчас скажу, сейчас скажу, господин капитан. Дело очень простое. У меня в ресторане имеется небольшая эстрада. Я хотела бы для удовольствия публики давать в течение вечера несколько эстрадных номеров. Бедные жители Дорнау так соскучились по культурным развлечениям!

— Какое же отношение имеет к этому фрау Гартман?

— Фрау Эдит будет петь, её подруга — танцевать. У них отлично получится. Я буду очень рада, если господин капитан посетит моё заведение. Для господина капитана у меня всегда найдётся пиво покрепче.

— Чрезвычайно вам признателен, — сказал Соколов, но фрау Линде сделала вид, что не заметила его иронии.

— Мы знаем, что утвердить репертуар должна комендатура, — неожиданно резко произнесла Эдит. — Я прошу разрешить мне исполнение этой песенки! — И она протянула капитану ноты.

Разговор стал невыносим для актрисы. Ей было мучительно стыдно показать капитану текст, который она собиралась исполнять. Но она сама избрала этот путь, и ей ничего не оставалось, как пройти его до конца.

Капитан взял ноты, быстро пробежал тазами по строчкам и пожал плечами. Это была обычная эстрадная песенка, слащавая и пошлая. Капитан на минуту задумался. У него не было оснований запрещать исполнение таких номеров.

— Вы в самом деле хотите это петь?

— Да. Что вас удивляет?

— Немного странно, — сказал капитан. — Ну что ж, тут я, к сожалению, не могу возражать. Если хотите, пожалуйста, исполняйте.

Фрау Линде сразу поднялась.

— Очень благодарна, господин капитан, — часто закивала она. — Мы были уверены, что вы разрешите. Всего наилучшего, господин капитан.

Она направилась к двери. Эдит машинально встала.

— Одну минуточку, фрау Гартман!

Эдит вздрогнула. Значит, не кончилось! О чём же ещё может спросить капитан?

— Мне тоже остаться? — задержалась у дверей фрау Линде.

— Нет, вы можете идти.

— До свидания, — подчёркнуто вежливо произнесла владелица ресторана, всем своим видом выражая полное безразличие к особому разговору капитана с Эдит Гартман.

— Я вас долго не задержу, — обратился Соколов к актрисе.

— Слушаю вас, господин капитан.

— Как вам сейчас живётся, фрау Гартман?

Кровь прилила к щекам актрисы.

— Как и всем немцам, господин капитан. — Голос её постепенно приобретал обычную твёрдость. — Немного еды и ещё меньше надежд.

— А на что вы надеетесь, фрау Гартман, если это не тайна?

— Нет, это не тайна. Я надеюсь, что когда-нибудь Германия снова станет единой, надеюсь, что в этой Германии возродится подлинное искусство и появятся театры, где можно будет ставить настоящие пьесы. Вот и все мои надежды. Не так много, как видите.

— Мы разделяем ваши надежды.

— Не знаю, не знаю…

— Можете не сомневаться, фрау Гартман. Кстати, скажите: почему вы не поехали в тридцать третьем году в Америку?

— Я не представляла себе жизни вдали от родины.

— Простите мне моё любопытство: что вы делали все эти годы?

— Выступала в варьете.

— А чго собираетесь делать сейчас?

— Это вы уже знаете: буду петь песенки и танцевать в ресторане мамаши Линде.

— Значит, для вас ничто не изменилось? Значит, вы намерены ждать, пока немецкий народ создаст вам подходящие условия, чтобы потом безмятежно выйти на сцену и сыграть шиллеровскую Луизу Миллер? Но я хочу вам сказать, что, когда ваши надежды осуществятся и вы снова захотите появиться на сцене в любимых ролях, зрители, наверно, поинтересуются: а что делала всё это время известная драматическая актриса Эдит Гартман? Что ж, вы сможете гордо ответить: пела в ресторане под чечётку!.. Всего наилучшего, фрау Гартман. Простите, что задержал вас.

Больше говорить было не о чём, Эдит это поняла. В голосе капитана ей почудился оттенок презрения.

Она встала, сделала несколько шагов к двери, остановилась, хотела что-то сказать, потом передумала и быстро вышла из комнаты. Соколов молча посмотрел на жену. Люба, не проронившая на протяжении всего разговора ни слова, грустно и вместе с тем сочувственно кивнула ему.

Возбуждение среди жителей Гротдорфа дошло до предела: слишком уж необычные предстояли события. К тому же многие крестьяне получили угрожающие записки: кто-то пытался запугать всю деревню. Но всё же жажда земли была сильнее страха. А кроме того, вселял уверенность официально опубликованный закон, изданный правительствами немецких провинций. По этому закону разделу подлежали все владения, превышающие сто гектаров.

Лешнер за эту неделю не раз побывал в Дорнау, у Михаэлиса. Работники магистрата подробно растолковали ему, как надо делить землю. В глубине души Лешнер очень надеялся на приезд майора Савченко, хотя тот в разговоре подчеркнул, что реформу немцы должны осуществить самостоятельно.

В эти дни в Гротдорфе состоялось собрание малоземельных крестьян и бедняков, где была избрана комиссия по проведению реформы. Председателем её выдвинули Лешнера. В помощники ему назначили Петера Крума и Вальтера Шильда. На другой день все трое получили угрожающие анонимные записки. И хотя к таким запискам в деревне уже привыкли, на душе у Лешнера всё-таки было неспокойно.

Всю ночь с пятницы на субботу члены комиссии не расходились, обсуждая план предстоящих действий. Сначала нужно будет получить у управляющих точные планы угодий. Рано утром из Дорнау приедет землемер. Потом они выйдут в поле. Лешнеру казалось, что теперь всё продумано и никаких неожиданностей уже не предвидится.