Николай Асанов - Открыватели дорог

— Глупо! — сказал он. — Кроха снова допускает те же ошибки: не учитывает два электрино, которые выделяются при соударении…

В этот миг динамик машины вдруг взвыл яростно и зло, голубой экран осциллографа замигал и прочертился молниями, затем на нем выплыли два слова: «Крохмалев — дурак!»

Алексей засмеялся. Это была новинка. Программистам надоело получать выговоры за перебои. Но перебои зависели от того, правильно или неправильно поставлены вопросы, вот они и «научили» машину высказывать их мнение об авторах неверных вопросов и задач. Машина продолжала рычать, слова на экране забавно выгибались и плясали, а Крохмалев как раз вошел в зал. Увидев на экране краткую оценку своей деятельности, Крохмалев грохнул кулаком по пульту:

— Прекратите безобразие! Это вам даром не пройдет!

Главный инженер выключил машину. Погасли лампы, погасла и фраза на экране. Главный инженер меланхолически сказал:

— Оценку дала машина. И предупреждаю: за всякую неверно поставленную задачу она будет давать оценку по пятибалльной системе.

— И академику и Михаилу Борисовичу? — засмеялся Алексей.

— Они сюда не приходят, — ответил главный.

— А вы что здесь делаете, Божий человек? — сердито спросил Крохмалев. — Вас ждет Шеф.

— Я только хотел исправить вашу ошибку, уважаемый Крох. Вы опять забыли об электрино.

— А что это за карты? — подозрительно спросил Крохмалев, тыча толстым пальцем в пачку, которую держала Нонна.

— Собираюсь узнать, есть ли жизнь на Марсе! — сказал Алексей.

— Все шутите?

— Нет, вспомнил совет Михаила Борисовича.

— Какой еще совет?

— Что разговаривать с вами о делах можно только при включенном магнитофоне.

— Что это значит? — с каким-то трусливым раздражением выпалил Крохмалев.

— А помните ваш разговор с Чудаковым у него на квартире?

— Он что, включал магнитофон? — быстро, не удивляясь, спросил Крохмалев.

— Тогда нет, а теперь включит!

Крохмалева сразу словно подменили. Он выпрямился, на лице воссияла победительная улыбка.

— Шантажировать собираетесь? — насмешливо спросил он. — Не выйдет! И вообще этот недостойный разговор станет предметом обсуждения на партбюро. Вы еще об этой сплетне пожалеете.

— Вы ведь беспартийный, Кроха!

— Зато вас скоро должны принимать в партию! — напомнил Крохмалев.

И, гордо вскинув голову, как боевой конь при звуке полковой трубы, удалился, забыв даже захватить свой вопросник и ответы машины.

Алексей смотрел ему вслед и размышлял, стоит ли задавать свои вопросы машине. Кроха непременно прибежит сюда, как только Алексей уйдет. И, как он ни глуп, кое-что поймет. Он уже собирался взять вопросник у Нонны, чтобы прийти попозже, ночью, когда у машины останутся только дежурные. Ночью машина работает по заказу разных ведомств. Если придут геодезисты, это свои ребята, они дадут Алексею полчаса машинного времени…

— Зачем вы с ним так? — вдруг спросила Нонна.

Он взглянул на нее и удивился: Нонна была явно расстроена.

— Не люблю крохоборов ни в жизни, ни тем более в науке! — резко ответил Алексей.

— Берегитесь, он очень опасный человек!

В этом было что-то новое. До сих пор Нонна была мила с Крохой.

— Дайте мне вопросник, — невпопад сказал Алексей.

— Не бойтесь, Кроха его не увидит, — тихо ответила Нонна.

Только через две недели они увидели анти-ро-мезон.

Все это время Алексей работал в вычислительном отделе: надо было рассчитать и решить десятки неотложных задач. И Нонна, измученная его жадной торопливостью, просиживала рядом с ним за пультом машины чуть ли не сутками.

Алексей с удивлением отмечал, как изменился ее характер. О себе он знал, что за работой становится резким, нетерпеливым, требовательным. Даже Чудаков и Коваль порой возражали против его властного, неумолимого тона, а ведь они были в той же мере заинтересованы общим делом.

Но он не умел переломить себя, поэтому и с Нонной держался так, будто она лишь его помощница, которую можно обругать за нерасторопность и заставить сидеть рядом с собой столько времени сколько он выдерживает сам. А сам он мог выдержать сколько угодно. Лишь бы впереди светилась хоть маленькая надежда на удачу.

И вот он сидел рядом с нею у пульта ЭРМ — электронной решающей машины — и на ходу менял задачи, одну сложнее другой, а Нонна, робкая, мягкая, участливая, пробивала сотни перфорированных карт, чтобы после минутной работы машины Алексей с досадой воскликнул: «Опять не то!»

Пока он перечеркивал неудачную задачу и составлял новую, Нонна варила ему кофе, а если это случалось днем, ходила в буфет за пирожками или сосисками, что тоже было несвойственно ее характеру.

И опять они засиживались до глубокой ночи, а то и до утра: слишком много было задач, которые предстояло решить.

Сколько метров пробежит новорожденный анти-ро-мезон, прежде чем он аннигилирует? Как поставить сцинтилляционные счетчики, чтобы предполагаемый анти-ро-мезон не проскочил незамеченным? Каково должно быть искривление пути новорожденной частицы в отклоняющих магнитах, чтобы отобрать именно ее из тысячи других частиц?

А внизу, в «преисподней», Чудаков и Коваль, получив очередную порцию информации, настраивали все новые счетчики, фокусирующие магниты, фотообъективы, которые, по их мнению, могли уловить неизвестную частицу, распознать ее и проследить короткий путь. Алексей уже рассчитал этот путь: на двенадцати метрах этого пути выбитый из мишени анти-ро-мезон должен был трижды известить о своем появлении яркими вспышками в электронных устройствах, а затем взорваться в поставленной на его пути пузырьковой камере Чудакова, образовав новую «звезду», которая доказала бы его существование и смерть.

Все они, участники этой титанической работы, сами называли свой будущий опыт красивым. И действительно, ведь они не только предусмотрели, как он пройдет, но создали такую цепь доказательств, чтобы даже непосвященный человек мог увидеть всю короткую жизнь новой странной частицы, которая служила силой, разрушающей внутриядерные связи. Так они представляли назначение новой частицы в природе, тем более важным должно было стать их открытие, если… если оно состоится.

Опыт начали в субботу вечером, когда институт уже опустел. Остались только участники и, как положено, несколько любопытствующих. Среди любопытствующих Алексей увидел Михаила Борисовича, который в последние годы довольно редко спускался в «преисподнюю»; Крохмалева, едва ли горевшего участием к ним, создателям опыта; и Нонну… Вот уже ей-то было совсем ни к чему это ночное бдение. Свою работу вычислителя она закончила еще в пятницу и теперь могла бы отдохнуть, выспаться, уехать на дачу. А вот, поди ж ты, стоит возле ускорителя вместе со всеми, взволнованная, ни кровинки на лице, только ярко накрашенные губы выделяются и кажутся почти черными. Она словно перед судом, но ведь судить-то будут совсем не ее!