Иннокентий Галченко - Геологи идут на Север

«Ручей Кыгыл», — читаю я на одном из них. Кыгыл — по-якутски «красный». Гора против ручья, действительно, покрыта красноватыми осыпями.

— Смотрите-ка, кто здесь побывал? — кричит Мика, рассматривая заплывший полустертый затес.

— Это Черского надпись! Опять синим карандашом, как на Зырянке, и дата чуть видна!

Сомнения нет, видимо, здесь, у хороших кормов, ночевал караван Черского. Обрабатываем реку Неру почти до устья и возвращаемся обратно.

Рано утром солнце еле освещает вершину сопок, над ключом дымится туман, ухо улавливает треск сухих веточек. Кто-то осторожно и неуверенно приближается к палатке. Нет, это не лошадь, не слышно шорохов, характерных для пасущихся на траве лошадей. Шаги мягкие: приближается человек или зверь.

Александр моментально вскакивает и хватается за ружье. Через минуту к нам подходит мокрый от росы человек.

— Кто такой? — спрашивает его настороженно Александр.

— Я из геодезической партии Михеева. Мы на ключе Кыгыл стоим. Как увидел наш начальник ваш затес да узнал, что вы там были, обрадовался страшно! «Иван, — кричит, — иди по лошадиным следам и, смотри, найди их. Без начальника партии не возвращайся ко мне», — рассказывает пришедший.

— А записку послал с тобой?

— «Некогда, — говорит, — писать, надо наблюдения вести… Ищи скорей их». И вот я всю ночь лазил по кустам, по следам разыскивал вас. Еле-еле нашел.

— Твое счастье, что мы сюда вернулись. А то бы ты, браток, нас долго искал, — смеется Александр.

— Зачем же чужой начальник вам так понадобился? — спрашиваю я.

— Несчастья сплошные с нашей партией. У нас начальник какой-то чудаковатый. Все больше в трубу наблюдает да с приборами возится, а чтобы по хозяйству — ни, ни! Лошади еле живые, кожа да кости остались. Груз партии на плотах сплавляли, плот разбило, все утонуло. Три дня искали. Чуть-чуть не утонули сами. Ничего не нашли. Палатку позавчера случайно сожгли. Сейчас живем полуголодные, и вообще дела совсем дрянь. Пожалуйста, пошли к нам. Это совсем не далеко, — неуверенно просит пришелец. — До ключа Красного километра четыре.

Подходим к ключу. Нас встречает заросший до ушей, закопченный, но веселый, неунывающий человек.

— Начальник геодезической партии Михеев, — рекомендуется он. И широким хлебосольным жестом приглашает нас к жалким обгорелым остаткам палатки, натянутой на куст и прикрывающей геодезические приборы.

По бокам Михеева с ветками стланика стоят два человека и деловито отгоняют от него комаров. Михеев ведет наблюдения за звездой. С помощью своего приемника он ловит сигналы точного времени Гринвичской и Пулковской обсерваторий и определяет координаты астропункта.

— Вот черт, заели комары, — говорит он, отрываясь от наблюдений. — Рад, очень рад познакомиться. Между прочим, я уже давно встречаюсь с вашими затесами. И это третий астропункт, определенный мною на территории ваших работ.

— А нашего лабаза вы не видели? — спрашиваю я Михеева.

— Нет, не заметил. А мы уже давно нуждаемся в продуктах. Продукты нам были бы очень кстати, — вздыхает он и, махнув рукой, продолжает — Мне вообще как-то не везет в тайге, все какие-нибудь приключения.

Я советую Михееву сшить из простыней и накомарников небольшую палатку, обещаю поделиться продуктами и даю копию своей карты, чтобы ему легче было ориентироваться и найти лабаз. Попутно прошу определить мне еще один астропункт на территории наших работ. Тогда наша глазомерная карта будет иметь жесткую основу из четырех астропунктов и с ней не приключится такой казус, как с картой Колымо-Индигирского края, составленной частично на основании расспросной карты Черского, где река Колыма была показана на триста километров дальше от Охотского побережья, чем в действительности, и значительно короче.

Михеев соглашается со мной.

— Определю еще несколько астропунктов, хоть и задержусь в тайге. Только бы не захватил снег и не сдохли бы мои лошади. Да… вот еще задача: найти лабаз, — рассуждает он вслух.

— Мы не советуем вам забираться далеко в тайгу, а в особенности задерживаться до глубокой осени на Улахане, — говорю я. — Тайга всегда наказывает за легкомыслие.

Михеев делает таинственное лицо и почти шепотом, хитро подмигнув, говорит:

— А мы тоже не лыком шиты, тоже кое-где пробы берем, вам помогаем. Вон у меня Иван какой лоток сделал. Чудо! Вчера Иван на сопке местечко такое приметил — блестит на солнце вовсю. Не поленился, слазил, приволок земли полный мешок. И намыл пробу. Закачаешься! Сейчас покажу.

Он вынимает из своей полевой сумки солидный капсюль.

— Да, металл, — разводит руками Мика. И неожиданно дует на пробу. Тонкие лепестки разлетаются по воздуху.

— Ведь это слюда!

— А, сукин сын, мозги мне крутил сколько дней, с лотком возился, пробы брал. Я тебя от основной работы освободил. Думаю — польза… Геологам помогаем, — громко кричит Михеев, наступая на своего незадачливого лотошника. — Баста! Больше никаких проб, заниматься своей работой. А в лотке будешь только тесто для лепешек месить.

Мне не приходилось больше встречаться с геодезистом, но зимой в Москве, когда мы получили предварительные координаты определенных им астропунктов и начали увязывать нашу карту, она никак не укладывалась между астропунктами. Неувязка была примерно в 15–20 километров, и я, вспомнив, при каких условиях определялись астропункты, вторично запросил Михеева. Вскоре получил от него точные координаты, и карта сразу легко увязалась с астропунктами.

Через год мне еще раз пришлось услышать о Михееве. В газетной заметке сообщалось, что партия, руководимая геодезистом Михеевым, не вернулась с полевой работы. На ее розыски был выслан самолет. Самолет обнаружил геодезистов и сбросил им теплую одежду и продукты. Сразу же был послан олений транспорт, который с большим трудом вывез партию Михеева из тайги. Весь состав партии сильно обморозился.

Михеев, как обычно, увлекся работой и запоздал с возвращением. Это едва не стоило ему жизни.

Мы идем вниз по реке Берелеху. Здесь еще нет снега, но вся широкая долина реки замерзла в ожидании первых морозов. Встречаем две якутские юрты. Их хозяин — якут Михаил Дягилев угощает нас молоком, свежим маслом с лепешками, варит для нас мясо и за обедом сообщает о местах, где весновали две полевые партии геологов.

— Христофор Калугин со своими ребятами недавно ушел в поселок Таскан. Он спустился на плотах до Колымы.

Утром, когда мы собрались к отъезду, меня отводит в сторону Данила. Долго и смущенно мнется, потом почти шепотом выкладывает свою просьбу:

— Я, начальник, немножко совсем-совсем заблудился. Мне теперь дорогу на реку Колыму не найти, однако…