Анатолий Жуков - Дом для внука

— А я о чем? И я о том же. Работаешь ты для чего, для плана, что ли? А план тогда для чего? Для чего план, Сергей Николаевич?

— Для выполнения, — сказал с улыбкой Межов.

— Вот все вы так: выполним план, выполним обязательства. Ну, выполним, а дальше? Потомки нас поблагодарят за свою счастливую жизнь? А если я сама хочу счастья? Для себя? Потомки ведь не дадут мне его, если предки не дали. А они воевали за наше счастье, боролись, и мой отец тоже! А в чем наше счастье?

— Слишком много вопросов сразу, — сказал Межов. — На какой отвечать в первую очередь?

— Ни на какой, — сказала Зоя. — Я сама знаю, что счастье — в любви, а любовь должна быть у всех людей. И вообще хватит, не мешайте мне читать.

Межов засмеялся и взял отложенную газету. Совсем еще девчонка, подумал он, искренняя и доверчивая девчонка. И говорить может обо всем с бесстыдством и невинностью целомудрия, неизведанности. Любовь для нее сейчас действительно самое главное в жизни, любовью измеряются все человеческие ценности и свершения, хотя если понимать любовь широко, в философском плане, то в самом деле это чувство будет одним из решающих. И вспомнил, что вскоре после женитьбы они с Людкой говорили об этом и Людка утверждала то же самое и с той же убежденностью. Может, вообще для женщины любовь значит неизмеримо больше, чем для мужчины, и они понимают любовь именно в том широком плане, как ее трактуют философия и религия. Это даже не понимание, это скорее вера во всеобщее, объединяющее людей чувство, благодаря которому и на основе которого построена наша жизнь. Отсюда и требовательность их, и представление о жизненном идеале, в котором, кроме любимого мужа, любимой работы, любимых детей, должна быть еще и любовь всех людей друг к другу, некая всемирная любовь. На обратном пути надо на пару дней заехать к Людке, иначе озорные Зоины взгляды будут вызывать не только общие размышления о сущности любви. Да и сейчас они вызывают не только размышления, женщины это сразу чувствуют. Иначе трудно понять зазывную игривость Зои, которая всегда держалась с ним с большой сдержанностью. И зоотехник Вера Анатольевна в последнее время посматривала на него с кокетливой улыбкой, в кабинет заходила, предварительно раздевшись у Серафимы Григорьевны, сверкая загорелыми капроновыми коленями. А он не давал вроде ей соответствующего повода, разве что несколько задерживался на ней взглядом, отмечая ее стройные ноги и широкие бедра при узкой талии. И еще небольшие острые груди. Вероятно, этого достаточно, чтобы понять: ею интересуются не только как зоотехником и заместителем директора. Надо, обязательно надо вырваться хоть на денек к Людке, иначе дело может принять угрожающий оборот.

А в купе Балагурова шел разговор о научно-технической революции. Молодой Баховей, умело заведенный Балагуровым, неожиданно легко «раскололся», оказавшись простым и доверчивым парнем. Балагуров, впрочем, и прежде, по рассказам явно влюбленной дочери, догадывался, что сын Баховея, хоть и получился копией отца — и лицом, и крупный такой же, басистый, — кажется, будет куда мягче, разумней. Сегодня утром он тоже получил маленькое подтверждение этому — молодой Баховей, несмотря на протесты провожавшего его отца, остановил «козлик» Балагурова и сел к нему в машину. Правда, другого выхода у него и не было. Рейсовый автобус из-за снежных заносов не пришел, грузовики по той же причине стояли на приколе, и, хочешь не хочешь, только вездеходики райкома и райисполкома могли выручить.

— Да, удивительная у нас страна! — сказал Балагуров, складывая газеты и садясь за столик. — Мы в лаптях ходили, сохой пахали, а теперь вот везде машины, вокруг земли спутники летают. Что вы на это скажете, Мэлор? Впрочем, что вы можете сказать — для вас это история, сказки дядюшки Римуса. Мой Ким ровесник вам и тоже не видит в этом ничего удивительного.

Мэлор улыбнулся и, отложив книжку, тоже поднялся, взгромоздился над столиком, глядя на Балагурова с веселой пристальностью.

— Не знаю, можно ли объяснить научно-техническую революцию социальной, — возразил он мягко. — Японцы вот, — он показал на лежавшую на постели книжку, — в середине прошлого века жили еще изолированно, феодальными порядками, ни в науке, ни в технике ничего особенного не сделали. А сейчас это развитая в научно-техническом отношении страна. За одно столетие шагнула. Или США. Какая у них идеология?

С верхней полки заинтересованно свесился Градов-Моросинский; отложив книгу, прислушался любознательный Курепчиков.

— Вероятно, все обстоит несколько сложнее, чем мы думаем, — продолжал Мэлор. — Теоремы Пифагора служили и служат при рабовладельческом, феодальном, капиталистическом и социалистическом строе. Эвклид устарел, но неевклидову геометрию Лобачевский создал в прошлом веке, еще до отмены крепостного права. А когда жил Коперник, Галилей, Кеплер, Ньютон?.. Наука и техника идут своими путями.

— Вы знаете, я тоже думал похоже, — не удержался Градов-Моросинский. Слез с полки и присел рядом с Балагуровым, завернул его постель. — Вы извините, что и я включаюсь, но знаете, я думал вот, что Мендель монах был, а ведь он заложил основы генетики. И вот я думаю, так, благодаря гениям и одаренным людям независимо от их социальной принадлежности, накапливаются знания, идет постепенный процесс развития науки, техники, развития человечества.

— Слишком гладко, спокойно, — сказал Балагуров. — Мы же говорим о революции в науке и технике, О революции! Какая же это постепенность, это взрыв! Были сохи да лошади, а теперь машины и спутники. За одну человеческую жизнь.

— Я имел в виду постепенность накопления знаний, — возразил Градов-Моросинский.

— То есть накопление эмпирического материала, — уточнил Мэлор. — Появляются какие-то крупные открытия, которые не укладываются в рамки прежних научных представлений, к тому же эти представления уже не устраивают нас — как в свое время, например, геоцентрическая картина мира Птолемея.

Балагуров довольно поглядывал на «зятя» — вот как ученые спорят, мягко, спокойно, рассудительно. Отец бы грудью вперед попер, из пиджака вылез, а сын — с улыбочкой, и только глаза горят да подбородок высунулся, как у бульдозера. Настоящий мужчина, и красавец, у Вальки вкус есть.

От дочери Балагуров слышал, что Мэлор получил звание доктора наук по кандидатской диссертации и объяснял свой успех простой удачей. Мол, попался знаменитый научный руководитель, предложил крупную, очень перспективную тему, а он только успешно разработал ее и сделал попутное открытие с каким-то теплоносителем. Вот как! Разработал крупную тему да еще сделал открытие и считает это вроде бы счастливой случайностью. Значит, талантливый и не заносится. В его годы у другого голова закружилась бы.