Лидия Вакуловская - Улица вдоль океана

— Обмоем, — деловито предложил он. — Хлеб найдется?

— Навалом, — ответил Эдик, доставая с полки граненые стаканы…

А наследство все не поступало.

— В чем дело? Второй год пошел, — добивались у Эдика нетерпеливые…

— Рассуждать, маэстро, надо: международные вопросы быстро не решаются, — бодро отвечал Эдик, уверенный, что после вторичной уплаты крупной пошлины он свое получит.

— А в инстанциях не могли зажать? — высказывали предположение маловеры.

— Попробуй зажми! — встряхивал шевелюрой Эдик и пояснял: — Международный престиж, джентельмены!

— Может, дядя свинью подложил?

— Каким образом? — настораживался Эдик.

— Допустим, подшутил над тобой.

— Покойники не шутят, — убежденно отвечал Эдик.

…Пуржистым зимним деньком Эдуард Капуста покидал здание райисполкома. Лицо его покрывали багровые пятна. Под рукой он держал какой-то сидор из плотного шелка, облепленный сургучными печатями. Ноги его медленно и твердо отсчитывали ступеньки лестницы…

У подъезда стоял райисполкомовский «газик». Шофер Санька Мягкий натягивал на машину чехол — на случай, если пурга закрутит по-настоящему.

— А, привет, — печально сказал Санька и покачал головой: — Да, влип ты, я тебе скажу…

— Пошёл он к…! — Эдик Капуста плюнул в летящий снег и встряхнул под рукой шелковый сидор с печатями.

— Точно, — одобрил Санька.

— Надо выпить, — строго сказал Эдик.

— Не мешает, — согласился Санька.

…Крановщик Карасев, уже входивший в магазин, невзначай обернулся, заметил Эдика в паре с Санькой и кинулся к ним.

— Один вопрос: насчет дяди правда? — встревоженно спросил он.

— Пошел он к…! — Эдик тряхнул засыпанной снегом шевелюрой, зло ткнул кулаком в сидор и, криво усмехнувшись, сказал — Во!.. Предлагаю обмыть!..

— Потопали, — согласился Карасев.

Возле котельной их окликнул друг Эдика Костя Астафьев, скромный, вежливый парень.

— Здравствуйте, компания! — подошел он к ним. — Что за шум идет по округе?

— Пошли вмажем, — хмуро сказал другу Эдик.

Дорогой к ним присоединились еще несколько человек, пожелавших разделить душевное расстройство Эдика.

Уже крепко подвыпивший Эдик Капуста без смысла размахивал над столом красивой гербовой бумажкой и, поблескивая золотыми передними зубами, требовал, чтобы компания читала бумагу вслух. Вслух читать никто не хотел, так как все знали текст наизусть.

В бумаге с круглыми печатями коротко и ясно сообщалось, что мистер Гарри Чечетка, проживающий в австралийском городе Сиднее, перед смертью завещал свое состояние племяннику Эдуарду Капусте, проживающему в России. У покойного был собственный дом и магазин скобяных товаров. Далее шли цифры: сумма, вырученная от продажи имущества (раз), сумма, израсходованная на погашение налогов (два), затраты на похороны (три), оплата заграничным лицам, производившим розыск наследника (четыре), и еще разные суммы. Все остальное получал наследник. Остальное составило сто семьдесят шесть рублей советскими деньгами. К ним прилагались два костюма дяди Гарри. Судя по костюмам, дядя Гарри был мужчина высоченного роста и метровой ширины. Судя по этим же костюмам, дядя Гарри любил духи, напоминающие по запаху русские духи «Ландыш», и носил в карманах батистовые платки, по-русски окаймленные мережкой.

— Нет, вы мне скажите, к чему, извиняюсь, эти шуточки?.. К чему, я спрашиваю?.. — допытывался у компании вконец охмелевший Эдик. — Сань, а?..

Санька Мягкий, не слушая Эдика, рвал струны гитары цыганскими переборами и подмигивал крановщику Карасеву, чтоб тот еще разок сбегал в магазин за спиртом, пока не вернулась с работы Клава.

Карасев, понимающе кивая, стал вылазить из-за стола, а Санька, взяв вдруг минорный аккорд, со слезой в голосе запел, подражая модной магнитофонной записи:

За день, проведенный в Пурге, Роман Завьялов по сути даже не разглядел поселка, ибо только тем и занимался, что ходил из кабинета в кабинет и представлялся: секретарю райкома, председателю райисполкома, заведующему промышленным отделом и другим должностным лицам. Каждый расспрашивал о Москве — какая погода, что идет в кино — и каждому он сообщал, что прилетел писать статью о горняках, срок командировки у него мал, посему в райцентре задерживаться не может, а желает поскорее попасть на рудник, узнав предварительно у товарищей некоторые цифры развития местного горнорудного дела.

Завьялову шел двадцать четвертый год, в газете он работал всего полгода (после университета), и это была его первая командировка на Север, о котором он имел сугубо книжное представление. Еще в Москве Завьялов решил набраться в незнакомых краях как можно больше впечатлений и, помимо требуемой статьи, удивить редактора хорошим путевым очерком. Вот почему, покидая на райисполкомовском «газике» Пургу, Завьялов крепко жалел, что в поселке не успел узнать ничего интересного.

И вдруг — такое везение! «Газик» уже часа три подпрыгивал на лобастом булыжнике, и часа три Саня Мягкий не закрывал рта, выплетая истории, одна другой поразительней. Завьялов исписал скачущими буквами два редакционных блокнота и достал третий. В своей короткой журналистской практике он не встречал такого словоохотливого собеседника. Чего Завьялов не узнал и не увидел в Пурге, с лихвой окупалось рассказами Сани.

Два блокнота вмещали описание рождения поселка. И какие не случались здесь чудеса и страхи! Подумать только — первых строителей чуть-чуть не загрызли волки. Проснулись люди, а вокруг палатки — стаи голодного зверья. Сидят, клацают зубами и ждут. И этот, самый шофер Саня, тогда еще мальчишка, снял выстрелом вожака стаи. Главное было определить, который из волков вожак, и стрельнуть именно в него. Этот самый Саня угадал вожака чутьем. Вожак упал замертво, а стая разбежалась…

— Так, говоришь, медведи и сейчас по райцентру ходят? — спросил Завьялов, раскрывая чистый блокнот. Они перешли на «ты» с первой минуты знакомства.

Саня усмехнулся и в свою очередь спросил:

— Рома, ты на Кавказе был?

— Бывал, и не раз…

— А грузинский дом представить себе можешь без мандарина?

— Почему же нет? — ответил Завьялов.

— А я не могу, — сказал, Саня. — Так и наш поселок без медведя не поселок… Да вот тебе последнее происшествие. Заметь, пока никем не описанное. Со мной в этом году случилось…

Саня вел машину виртуозно, одной левой рукой. Правая в это время спокойно лежала на спинке сиденья. Голубые, чистой озерной воды глаза по-детски невинно смотрели на Завьялова и лишь изредка косились на дорогу. В толстых Саниных губах перекатывалась папироса. Курил он тоже необычно — без помощи рук, а дым после каждой затяжки пропускал через курносый нос.