Юрий Рытхэу - Путешествие в молодость, или Время красной морошки

Расследование кончилось тем, что чуть ли не весь аппарат службы охраны природы сел на скамью подсудимых.

Тогда-то и вспомнили об Анахаке.

Анахак сдал свои дела в Совете землячке и дальней родственнице Ларисе Саникак и переселился в райцентр, заняв квартиру бывшего старшего инспектора районного отделения охраны природы.

В окно была видна вся бухта, противоположный берег и дальние, подернутые голубой дымкой горы.

Анахак с таким рвением взялся за дело, что в первый же месяц восстановил против себя сразу трех больших начальников: директора кожевенного заводика, начальника гидрографической базы и капитана морского порта.

Каждому в отдельности он сказал:

— Рано или поздно — вы уедете на материк. А мы здесь будем жить столько, сколько будет продолжаться жизнь. Мы любим эту землю и хотим видеть ее чистой, красивой такой, как она была всегда.

Он оформил дела на директора кожевенного завода, очень милую и полную женщину, которая даже в теплое время года ходила в мехах, на начальника гидробазы, осетина по национальности. Этот неожиданно быстро согласился с Анахаком и обещал строго спросить со своих подчиненных — капитанов гидрографических судов. Директор кожевенного завода долго сопротивлялась и даже ходила жаловаться на Анахака в райком. Но в райкоме ее не поддержали, и она, скрепя сердце, должна была заплатить из своего кармана штраф за слив сточных вод в бухту.

Наведя относительный порядок среди местных руководителей, Анахак взялся за капитанов заходящих в бухту судов.

И тут он обнаружил, что люди как-то переменились. Что-то сдвинулось в их сознании. Капитан огромного ледокола «Ермак», на котором была даже баня с бассейном, долго разговаривал с Анахаком, пригласил его попариться и все призывал поплавать в бассейне с подогретой морской водой. Анахак вежливо отказывался. Бассейн, хоть и был на палубе, но достаточно глубок, а Анахак, как и большинство жителей Севера, не умел плавать.

Капитан показал приказ. В нем строго запрещалось сливать в порту неочищенные воды, остатки горючего, выбрасывать мусор…

— Вот видите, и мы боремся за чистоту Арктики, — веско сказал он. — У нас, к счастью, еще есть время уберечь этот прекрасный уголок земли от загрязнений.

Анахак согласился и выпил с капитаном две бутылки вьетнамского пива.

Пиво было крепкое и неожиданно ударило в голову. Хмелея, Анахак с нарастающим испугом думал, что за последние время он частенько стал выпивать и находить в этом состоянии странное удовольствие. Бывало, что он месяцами не брал в рот спиртного, но потом как-то незаметно втягивался и тогда несколько дней подряд пил по вечерам.

Чаще всего это случалось, когда он был чем-то огорчен. То узнает от оленеводов, что геологи постреляли оленей, взрывчаткой оглушили рыбу в заповедном озере, то окажется, что лесовоз вылил в акваторию бухты тонну мазута.

Галечный пляж еще был пуст, но за линией прибоя Анахак увидел моржей. Они резвились в студеной воде, и среди них было немало самок с подросшими за лето детенышами.

Анахак замедлил шаг и, стараясь не шуметь, стал осторожно приближаться к покинутому лежбищу.

Неужели они придут?

Он остановился и присел на камень так, чтобы его не было видно с морской стороны. Щека, обращенная к морю, покрылась холодной соленой влагой; влага невольно попадала в рот, вкусом своим напоминая слезы. Анахак вдруг с удивлением вспомнил, что плакал в последний раз, когда хоронил мать. Потом, конечно, бывали горькие обиды, страшная боль, разочарования, сочувствие, горе — а вот слез не было. Анахак старался не плакать с тех пор, как сам поверил, что стал взрослым. С тех пор, как убил своего первого тюленя на этой галечной косе и мать помазала ему лоб свежей кровью. Это была такая радость; ту отметину Анахак постарался сохранить до следующего дня, чтобы все в классе поняли, что он стал настоящим мужчиной, охотником. Только новая учительница сказала, чтобы Анахак умылся, «Нельзя таким грязным приходить на уроки», — сказала она и строго посмотрела сквозь очки.

Сердце ликовало, когда он смотрел на моржей. Вот так бы сидеть и сидеть, как сидели старые наблюдатели, и увидеть своими глазами, как на берег выползает первый морж-разведчик.

Но моржи не спешили на берег. Они плескались, купаясь в пене студеного прибоя, иногда касались холодной разноцветной гальки, но тут же отплывали, словно чего-то испугавшись, «Ну что же вы! — мысленно уговаривал их Анахак. — Это же берег ваших предков! Разве вы не узнаете его? Тут жили ваши родичи, отдыхали, растили своих детей… Здесь, под галькой, на границе вечной мерзлоты лежат кости ваших предков. Выходите, не бойтесь! Теперь никто не тронет вас, никто не спугнет!..»

Но словно в опровержение этих увещеваний Анахак чутким ухом уловил приближение вездехода. Он еще тарахтел далеко, у самой полярной станции. Если он подойдет сюда, моржи испугаются и ни за что не вылезут на берег.

Анахак вскочил на ноги и бросился навстречу вездеходу.

По гальке было трудно бежать: ноги разъезжались, мелкие камешки скользили. Застучало в висках, дыхание стало резким, будто в горло кто-то сунул раскаленный прут. Чтобы остановить вездеход, Анахак замахал руками. Но водитель понял его совсем по-другому и прибавил скорости.

Анахак чуть не плакал.

Он едва не кинулся под гусеницы.

— Там они! Они придут! — произнес он, тяжело дыша. — Моржи…

— На лежбище? — догадался водитель.

— Там, — Анахак кивнул.

— Полярники мне сказали. Они видели даже одного вылезшего. Обещали смотреть за лежбищем и не беспокоить моржей.

Анахак отдышался и сел рядом с шофером, — Давай, — сказал он, — Только потише.

Водитель вырулил на тундровый дерн, чтобы не так грохотали гусеницы.

Вездеход приближался к горам. А там тундровой речной долиной — прямая дорога в поселок.

Анахак, погруженный в свои мысли, взглядом скользил по отцветающей тундре, примечая красные пятна морошки, будто лакированные шляпки грибов. Грибов здесь было множество, и, если бы оставалось время, можно было бы выйти и за каких-нибудь полчаса набрать полный картонный ящик.

Водитель цокал языком, ахал и восклицал:

— Вон, глядите! Ух какой! Нет, надо в выходной выбраться сюда с женой! Такое добро пропадает! А вон — целое семейство.

Тут он не выдержал, затормозил и сорвал прямо у гусениц десяток крепеньких подберезовиков, — Надо же, — сказал он, тронув машину, — Вот уж никогда не думал, что на Чукотке может быть столько грибов! И каких! Ни одного гнилого, ни одного червивого! Видно, червяк ни выдерживает здешнего климата… А подберезовик! Вернее его, конечно, называть надберезовиком…

Это уж верно. Здешние грибы шляпками гордо возвышаются над стелющейся березкой, над листьями, распростертыми на кочках и сухих возвышенностях.