Юрий Рытхэу - Путешествие в молодость, или Время красной морошки

— Ничего не понимаю… Куда делась река?

— Реки нет, — тихо и как-то равнодушно ответила Аннушка, и этот невозмутимый тон больше всего поразил Оннонау. Как можно спокойно говорить о том что реки нет? Да это же все равно что возвестить, что солнца нет, нет луны, что звезды никогда больше не засияют в небе ягоды не вырастут и не наступит ожидавшаяся зима…

— Как нет реки? — переспросила Оннонау. — Куда же она девалась?

— Драга ее съела…

— Драга?.. Но она ест только землю, из которой добывает золото, — попыталась возразить Оннонау, отлично понимая, что ее техническое объяснение, почерпнутое из разговоров с семилетним внуком, весьма далеко от действительности.

— Не знаю, что ест это чудовище, — продолжала Аннушка, — но реки нет. Остались отдельные бочажки, озерца, маленький ручеек да горы намытой гальки, — описывала Аннушка. — Но река начисто исчезла. Говорят что ушла под землю, в глубину.

Оннонау не верила своим ушам: исчезла река? Красивая, полноводная, играющая огромными серебристыми струями Ичу-вээн, замерзающая только в самый сильный мороз, превращающаяся в сверкающую ленту, по которой змеились зимние низовые метели — снег не задерживался на гладкой, скользкой ледовой поверхности… Вдруг ослабели ноги, будто в одно мгновение размягчились кости, и старая женщина медленно опустилась на землю.

— Мама! Мамочка, тебе плохо? — заволновалась Аннушка, — Пойдем в ярангу…

— Нет, ничего, — успокоила дочку Оннонау — Ничего… Уже проходит…

Собравшись с силами, она последовала за дочерью, машинально разделась и забралась в теплый, нагретый спящими меховой полог. Ее место находилось рядом с внуком. Она осторожно прилегла, стараясь не потревожить сладко спящего мальчика.

Она слышала, как долго и беспокойно ворочалась дочь, шепталась с мужем, сонно выспрашивающим, что случилось, слышала тихое дыхание внука, ощущала мягкое, нежное тепло, идущее от разгоряченного сном детского тела, и думала.

Думала сначала о невообразимом — как могла исчезнуть огромная, полноводная река? Потом о драге, чей зловещий стон проникал в меховой полог, как вгрызается она в галечную тундру, откусывая кусок за куском, чтобы извергнуть из себя золото. Давным-давно, когда в тундре появились геологи, молодая Оннонау видела у них намытый на галечных отмелях золотой песок. Они сушили его в яранге на костре в металлических, похожих на спичечные, коробках. Драгоценный металл в своем первозданном виде был совершенно невзрачен, тускл и напоминал кал новорожденного младенца.

Вспомнились золотые зубы, мелькнувшие во рту большого анадырского начальника.

И все равно, река была лучше!

Не удержавшись, Оннонау сделала глубокий вздох и застонала. Но Аннушка уже заснула и не услышала ее.

Сон не приходил. В голове роились разные мысли. Картины воспоминаний сменялись одна другой, словно Оннонау смотрела долгий, как теперь говорят, многосерийный фильм, радуясь, горюя, удивляясь, восторгаясь, печалясь всему, что проходило перед ее мысленным взором. Картины были яркие, четкие.

Сможет ли она, Оннонау, обретя заново способность видеть, вспоминать так же живо и ярко?

От этой мысли ей вдруг стало страшно.

Выдержит ли ее сердце, когда она увидит вместо полноводной, стремительно текущей Ичу-вээн жалкий ручеек, цепочку лужиц, на которых сверкают радужные пятна разлитой нефти, и, наконец, это стонущее железное чудовище — драгу?

Не лишится ли она самого дорогого в своей оставшейся жизни — воспоминаний?

Вертолет прилетел к обеду. На нем прибыл главный районный доктор. Он весело вошел в чоттагин и громко сказал сидящей у костра на корточках Оннонау:

— Ну, собралась?

И неожиданно услышал спокойный ответ:

— Я передумала. Хочу остаться такой… Никуда я не поеду.

Когда доктор попытался пуститься в уговоры, Аннушка твердо сказала:

— Не надо… Раз мама решила, значит, так и будет, — Впервые вижу человека, который отказывается прозреть! — пожал плечами доктор.

Вертолет улетел.

Оннонау слушала удаляющийся гул, пока его не заменил надрывный стон драги.

Потом встала и принялась помогать дочери собирать вещи: пора было кочевать на новое место.

Чоттагин — холодная часть яранги.

Какомэй — возглас удивления.

Остол — палка с железным наконечником, которая служит тормозом при езде на нартах.

Алык — упряжь.

Чаут — аркан.

Рэтэм — моржовая кожа или шкура оленя, которой покрывают ярангу.